Пашем глубины согласно приказу,
«Зайца» того черепаха быстрей.
Вахты ночные тревожные снова,
Крепко сжимает корабль океан,
Новости в сутки шифровкой в три слова,
Траверзы пройденных портов и стран.
Нудно в центральном гундосят сельсины[7],
Воду бесшумно лопатят винты,
Где-то над нами – тайфуны и льдины,
Где-то внизу – желоба и хребты.
В точку тугую спрессованы души,
Пулей летим мы к приборам на пост,
Если акустиков чуткие уши
Чью-то подлодку поймают за хвост[8].
В миле от берега точка на карте
Вновь превратилась в корабль-исполин.
Вышли под елочку, вынырнем в марте —
Сотня уставших счастливых мужчин.
Солнечный мир я восторженно встретил,
Ветра и чаек ловлю голоса!
Помню, на пирсе в себе я заметил —
Плавится сердце и тают глаза.
Будто на свет появился впервые,
Надо, как в детстве, учиться ходить.
Землю, и небо, и сопки седые,
Друг, так, как я, ты не сможешь любить.
Пальмы, бананы, заморские страны…
Нет, мне достался завидней удел —
Мерить на всю глубину океаны,
Знать и тоски, и восторга предел.
В море синем летом знойным
Я нырял у крымских скал.
По ошибке кто-то черным
Море это обозвал.
Он не знал, конечно, грешный,
Беспросветный наш удел,
Заполярный климат здешний,
Черной краски беспредел.
Глянь, стою в шинели черной,
Черной стаей замер строй.
Люк подводной лодки черной
Черной втянет нас дырой.
Погрузились в космос черный
И летим средь звезд и льдин.
Астероидом безмолвным
Черным вынырнет Кильдин.
Крест над Западною Лицей,
Тень знакомая на дне[9]
У Медвежьего приснится
Черной меткой в страшном сне.
Когда в отсеки хлынула вода
Памяти подводниковс атомной подводной лодки К-159
Когда из трещин хлынула вода,
Немедля мы задраили отсеки,
Но трос не вынес корабля-калеки,
И мы остались в море навсегда,
На острове погибших кораблей —
В прославленной и брошенной Гремихе.
Давно за нами увязалось лихо,
Пугая видом тлена и смертей.
Кого винить?! Запомните одно —
Мы были молодыми и живыми!
Бойцами! Не котятами слепыми,
На боевых постах ушли на дно.
Мы знали, что в реакторах уран,
А он не должен вырваться наружу!