У подножия Большого Хингана. Прапрадеды и деды - страница 9

Шрифт
Интервал


В тайге Бикина мы побыли недолго, осенью нас увезли до железной дороги и со станции Бикин отправили в Амурскую область. Доехали до станции Ушумун, затем до реки Зеи нас везли на лошадях, а потом погрузили в баржу и катер потащил нас вверх по Зее. Мать по дороге где-то отстала от нас, несколько дней нас везли без неё. Мы стали волноваться и плакать, нас успокаивали и сказали, что так как сейчас не хватило на всех мест, то мать приедет позже. Через несколько дней нас привезли в село Сиваки, тут нас догнала мать, радости не было конца. Мать тоже наплакалась, думала, что больше не увидит нас, так бывало со многими семьями. С Сиваков нас «кукушка» – маленький диковинный паровозик увёз в село Красное, здесь основался леспромхоз. Строили бараки длинные, здоровые, внутри нары из накатника, сделанные по всему бараку буквой «П».

В бараках размещали по сто семей, выделив площадь исходя из количества членов в семье. Нары застилали соломой, внутри топились бочки-печки, дрова были рядом, потому, что окружала кругом тайга. Сопки, лес густой, весь хвойный: ель, пихта, сосна и разное чернолесье.

Мы поселились в углу барака. Народу было много, в основном – женщины и дети, мужиков было раз, два и нет. Была большая семья Косяковых, их было 12 человек и все парни. Было и наших односельчан несколько семей из других деревень, народ отовсюду.

С нами рядом поселилась одинокая женщина, немного сумасшедшая, ничего не говорила, кроме того как «Инна-ина-ина». По внешнему виду она была из культурной семьи, неплохо одета, рассказывали, что её отец имел какой-то чин, чуть ли не генерал, так его с женой расстреляли у неё на глазах, поэтому она получила тихое помешательство и отнялся язык. Мы, ребятишки, все её боялись. Которые постарше – дразнили её, а она за ними гонялась и поймав, могла укусить или ударить чем попало.

Женщин распределили на работы, кого на повалку и трелевку леса, а других на постройку бараков и утепление. Кто-то занимался заготовкой дров.

Зима была холодной и снежной, продуктов не было, завозили плохо, да и нечего было завозить. Питались мерзлым картофелем, также нам выдавали по 100 грамм ржаного хлеба пополам с землей на одного человека.

Люди были до страха худые-бледные со всего лагеря почти каждый день кто-нибудь умирал. Умирали люди, дохли лошади прямо запряженные в санях от голода, да еще настигла эпидемия брюшного тифа, косило сподряд. В нашей семье заболел Толька, какой он был страшный, казалось, что дыхание колебало его голые ребра, желтый, волос вылез из головы. На больных давали паек побольше чем здоровым. Мы требовали у матери кушать и все время смотрели на корзинку, подвешанную к потолку барака. Мать хранила для Тольки и если корзинку снимали чтобы его покормить, мы набрасывались, но получали затрещины и со слезами отваливали от корзины.