Сарга обессилено уронила руки на ковёр. Видение льдисто-серых глаз неотступно преследовало её. И она зажмурилась, отдаваясь, наконец, воспоминаниям.
Зал суда. На скамье подсудимых – лорд Раг Тивра. Он бледен больше обычного, в уголках рта залегли горькие складки. Сложенные на коленях руки судорожно сцеплены. Глаза опущены.
Сарга смотрит на него сверху, с трибун свидетелей. Смотрит, и губы её дрожат. Она распустила волосы и нарочно взъерошила их, чтобы соседи не видели лица. И чтобы отгородиться от сидящего рядом Янтара.
Слова присяжных долетают до сознания, словно издалека. Обвинение набирает большинство голосов. Повисает роковая пауза – все ждут решения нового верховного мага. Лорд Даатар Ядж смотрит на подсудимого, и лицо его совершенно равнодушно.
«Виновен» – изрекает он.
Сарга всхлипывает, в голове бьётся отчаянное: «Как же так? Он не мог, физически не мог ослушаться сюзерена. В Караграх? Пожизненно? Я теперь никогда, никогда не узнаю правды об отце. Никогда не увижу Рага… Пресветлая Вара-да, помоги!»
Сарга видит, как стиснутые пальцы его вздрагивают, голова опускается ниже, едва заметно. Неестественно выпрямленная спина каменеет – Сарга почти физически ощущает напряжение. Ей даже кажется, что она замечает бешеное биение пульса на шее.
Слова приговора падают, словно каменные глыбы. Сарге нечем дышать. Она не знает, почему чувствует его боль, как свою. Или всё дело в том, что она только что вступила в права наследования? Кровь отца официально приняла её в род. А тот, кто предал его, совсем рядом.
Магия – странная штука.
Чего она требует? Мести? Искупления? Чего-то другого?
Предал Раг или нет?
Плечи его опускаются. Он даже рад услышать, наконец, окончательное решение. Ещё чуть-чуть, и больше никакого притворства. Никаких масок.
Выстоять последние минуты, не уронить себя в этом последнем испытании. И можно позволить себе человеческие чувства. Отпустить на волю ярость, выплеснуть отчаяние последних дней… и последних лет. Рыдать в глухом мраке подземелий Караграха, надрывно и глухо, как рыдают сильные, замкнутые мужчины, когда душевная боль становится непереносимой.
А после упасть ничком на сырую постель и привыкать к мысли, что одиночество отныне – вечно. Никто не придёт на помощь. Не осталось никого, кто захотел бы подарить хоть частицу тепла. Или…?