И вдруг заплакала. Большая светлая слеза выкатилась из левого глаза и поползла по щеке, оставляя влажный след.
Добряков увидел слезу и вскочил с тахты. Он закричал:
– Варя!.. Ну, прости меня, если я виноват! Я же не хотел тебя обидеть. Честное комсомольское…
– Как не стыдно! – сказала Варя, продолжая плакать. Нос ее мгновенно покраснел, и лицо стало некрасивым. – Как не стыдно говорить комсомольское…
– Я же не хотел…
Добряков стоял перед женой, высокий, теплый, растерянный. А она плакала и искала в карманах куртки носовой платок. Потом она сдернула с гвоздика мохнатое полотенце и спрятала в него разгоряченное лицо.
Добряков видел, как вздрагивают ее женские плечи. Он наклонился, обнял ее. Она прижалась к нему. Но только на мгновение прижалась.
Добряков едва не упал, когда она вдруг толкнула его в грудь и вырвалась. Она все-таки уходит.
Добряков говорит:
– Ну давай хоть простимся, как люди…
Он все еще хочет задержать ее, стоит в дверях. Слезы ее высохли. Она в последний раз осматривает комнату: не забыла ли чего?
Она не вырывает руку. Она стоит в дверях и говорит грустно:
– Я не думала, что все так получится…
Похоже, что говорит она это для себя. Она думает вслух. Потом выходит в коридор, где горит электрическая лампочка.
До лестницы Добряков провожает ее молча. Но у лестницы он опять берет ее за руку.
– Варя!.. Ну прости меня. Ну зачем ты делаешь какую-то глупость, собираешься вдруг уходить…
– Здесь холодно, – говорит Варя, – ты раздетый. Простудишься, и я же буду виновата…
И побежала вниз по лестнице.
Добряков побежал за нею. Босому, ему было холодно на каменных ступенях. Но он не чувствовал холода.
Он бежал за нею по мелкому щебню пустыря, где тускло поблескивали под одиноким фонарем ржавые консервные банки, осколки бутылок и бурые строительные камни.
Она остановилась у трамвайной будки и сказала:
– Отстань сейчас же! Я тебе не барышня… Отстань! Кому говорят?
– Я умоляю тебя, Варя, – сказал он. – Трамвай все равно не ходит…
– И не надо, – сказала Варя. И опять заплакала.
Добряков увидел человека, шагающего вдоль забора, и смутился. В то же мгновение он почувствовал холод и побежал обратно. Он дрожал.
А Варя шла по трамвайным путям и плакала почти с наслаждением. Она довольна была, что никто не мешает ей плакать. И в то же время ей хотелось, чтобы кто-нибудь пожалел ее. Она беременная, несчастная. И главное – одинокая.