Упраздненный театр. Стихотворения - страница 33

Шрифт
Интервал


Мне бунт устраивать нельзя.


И снова полонеза звуки.

Мгновение – и закричу:

«За вашу боль, за ваши муки

собой пожертвовать хочу!

Не бойтесь, судей не жалейте,

иначе – всем по фонарю.

Я зрю сквозь целое столетье…

Я знаю, что я говорю!»


И золотую шпагу нервно

готовлюсь выхватить, грозя…

Да мне ж нельзя. Я – Павел Первый.

Мне бунтовать никак нельзя.


Храмули

Храмули – серая рыбка с белым брюшком.

А хвост у нее как у кильки, а нос – пирожком.

И чудится мне, будто брови ее взметены

и к сердцу ее все на свете крючки сведены.


Но если вглядеться в извилины жесткого дна —

счастливой подковкою там шевелится она.

Но если всмотреться в движение чистой струи —

она как обрывок еще не умолкшей струны.

И если внимательно вслушаться, оторопев, —

у песни бегущей воды эта рыбка – припев.


На блюде простом, пересыпана пряной травой,

лежит и кивает она голубой головой.

И нужно достойно и точно ее оценить,

как будто бы первой любовью себя осенить.

Потоньше, потоньше колите на кухне дрова,

такие же тонкие, словно признаний слова!


Представьте, она понимает призванье свое:

и громоподобные пиршества не для нее.

Ей тосты смешны, с позолотою вилки смешны,

ей чуткие пальцы и теплые губы нужны.

Ее не едят, а смакуют в вечерней тиши,

как будто беседуют с ней о спасенье души.

* * *

Человек стремится в простоту,

как небесный камень – в пустоту,

медленно сгорает

и за предпоследнюю черту

нехотя взирает.

Но во глубине его очей

будто бы – во глубине ночей

что-то назревает.


Время изменяет его внешность.

Время усмиряет его нежность.

Словно пламя спички на мосту,

гасит красоту.


Человек стремится в простоту

через высоту.

Главные его учителя —

Небо и Земля.

* * *

Оле

Ты – мальчик мой, мой белый свет,

оруженосец мой примерный.

В круговороте дней и лет

какие ждут нас перемены?


Какие примут нас века?

Какие смехом нас проводят?..

Живем как будто в половодье…

Как хочется наверняка!


Счастливчик Пушкин

Александру Сергеичу хорошо!

Ему прекрасно!

Гудит мельничное колесо,

боль угасла,


баба щурится из избы,

в небе – жаворонки,

только десять минут езды

до ближней ярмарки.


У него ремесло первый сорт

и перо остро.

Он губаст и учен как черт,

и всё ему просто:


жил в Одессе, бывал в Крыму,

ездил в карете,

деньги в долг давали ему

до самой смерти.


Очень вежливы и тихи,

делами замученные,

жандармы его стихи

на память заучивали!


Даже царь приглашал его в дом,