Он ведь без глаза меня оставить мог...
— Да вы..., да вы..., да я! — я даже слов не могла подобрать, чтобы высказать этому соседу все, что о нем думаю. Правда быстро собралась с духом и таки высказала, но все слова были непечатными. А пока мужик дурел от моего богатого словарного матерного запаса, я втихаря так же натянула ветку, и отправила ее обратно, в сторону врага.
Николаич взвыл от обжигающей боли и, в отличие от меня, все-таки не удержался на своей лесенке, кулем свалившись вниз. Упал он громко и матерно, и в какой-то момент я даже немного испугалась. А ну-как сломал себе что-нибудь, отвечай потом. Помереть это он вряд ли мог, конечно, высота всего ничего, но и перелома будет достаточно, чтобы привлечь меня по всей строгости.
С другой стороны, надо будет и отвечу, зато этот гад перестанет вандализмом заниматься на чужой территории и старушек одиноких пугать своими выкрутасами!
Пока я раздумывала, какое наказание мне грозит в ближайшем будущем, сосед вдруг замолк и совсем перестал подавать признаки жизни. Не на шутку испугавшись, я перегнулась через забор и почему-то прошептала.
— Эй, вы там еще живы?
Ответом мне послужила струя ледяной воды из шланга прямо в лицо и охнув, я тут же отпрянула назад. Наспех вытерлась футболкой, задыхаясь от гнева и возмущения и проорала, на всякий случай пригнувшись и спрятавшись за забором:
— Встретимся в суде!
— Да будь ты проклята, гадина! Чтоб тебя постигло тридцать три несчастья! Аминь!
Последние слова Николаич проорал весьма зловеще, и я не на шутку испугалась. Не то чтобы я верила в проклятия... но! Неприятно это, когда тебе желают всего самого наихудшего. А учитывая, что у меня дела в последнее время и так не сказать, чтобы очень...
— Я тебе устрою, ты у меня попляшешь! — все больше распался Николаич. Хотя куда уже дальше...
Вздохнув, хотела было все же ретироваться с места боевых действий, признав поражение в этом локальном бою, не забыв, впрочем, еще раз напомнить полоумному мужику, чтобы не трогал черешню.
— Мне из нее еще варенье варить! — пискнула, когда получила гнилым яблоком аккурат в лоб и, не удержавшись, в ответ бросила парочку мятых груш. Николаич ойкнул, матюгнулся и все понеслось по новой. И дернул же меня черт грушами кидаться. Впрочем, вскоре запал заметно поутих. Груши летали все реже и уже не вызывали такого бурного выражения эмоций.