– Идет война. В праве пусть потом разбираются дипломаты. Я военный, и мое дело уничтожать врагов страны Ямато. Если вы откажетесь – мы атакуем ваш корабль в порту. Кстати, ваш соотечественник Руднев был смелее вас, – не упустил случая подпустить шпильку японец.
На губах Соймонова и стоявшего рядом Роднина заиграли улыбки:
– Так что на нашем месте вы бы вышли на бой с противником, как бы силен он ни был?
– Можете не сомневаться!
– Ну тогда оглянитесь.
К борту «Сердитого» подходил катер под русским флагом. Катер говорил о присутствии на рейде крупного русского корабля или даже всей эскадры.
«Этого не может быть! – пронеслось в мыслях у японца. – Еще вчера русскую эскадру видели почти сотней миль южнее и она уходила дальше на юг».
Русские офицеры иронически поглядывали на капитан-лейтенанта.
– Ну что, по-прежнему согласны на рыцарский бой, капитан Суга? – спросил Роднин.
– Я должен вернуться на свой корабль, – ответил тот.
– А вот тут заминка, – усмехнулся Соймонов. – Вам придется побыть нашим гостем, пока я не выясню обстановку.
– Вы не имеете права! Я прибыл под белым флагом. Вы обязаны… – замялся японский офицер.
– Вы сами поняли, что хотели сказать… ненужные слова? Вы не взяты в плен, вы задержаны на некоторое время. Обещаю, что через час-два вы будете свободны. Спуститесь в каюту, вас проводят.
С радостным удивлением командир «Баяна» Иванов увидел, что в порту находится русский миноносец. Обнаружение в порту «Отовы» также вызывало интерес и тревогу. Но в любом случае Иванов похвалил себя за то, что не завел крейсер в порт. В этом случае пришлось бы сидеть в Шанхае еще двадцать четыре часа после ухода японца. А там и его «старшие братья» могли подоспеть.
«Баян» был один, он получил приказ Вирена в Шанхае связаться с Адмиралтейством, сообщить подробности прорыва эскадры, назначить точку рандеву с транспортами, которые из Петербурга должны были обеспечить. Подробности были в конверте, который Иванов должен был лично передать русскому консулу и проследить, чтобы после передачи телеграммы письмо было уничтожено.
Заметив «Сердитый», Иванов приказал пристать к борту миноносца и поднялся на его борт.
Выслушав рассказ мичмана, каперанг с трудом сдержался, чтобы не расцеловать этого славного юношу, который к тому же даже стеснялся, рассказывая о своей, смело можно сказать, героической одиссее.