Это было эпично: вода вздыбилась, рушась вниз с грохотом и
ревом, а потом на нас уставились голодные глаза чудища, от взгляда
которого было как-то не по себе. Зря он так — по моим прикидкам по
силе Лаффи хрен уступала канону, а потому бедного змия вынесли с
одного напаса, под восторженный рёв толпы и мою бледновато-кривую
улыбку.
Но, как бы там ни было, мы отправились в наше путешествие. С
легкой руки капитана меня назначили судовым летописцем, первым
помощником, коком, певцом, канониром, врачом и еще кучей такого, о
чем я даже представления не имел. Отбивался я как мог, но эта
выхухоль состроила такую жалобную мордаху, что пришлось
капитулировать, не в силах сопротивляться. Несмотря на это
неслабое, ответственное назначение, на деле я чувствовал себя
нянькой, приставленной к егозе. Выглядело это как-то так:
— Лаффи, хватит жрать, а то с голоду опухнем!..
— Лаффи, хватит глушить воду, а то помрем от жажды!..
— Лаффи, хорош качать лодку, а то меня укачает!..
— Лаффи, оденься — я ж мужик, а то… Упс!
Короче, денек был зашибись, если не сказать грубее — я себя
чувствовал выжатым лимоном, который прогнали через мясорубку. И
если б ночь прошла спокойно, так нет же. Едва я отрубился, как был
разбужен: Монки замерзла, а посему не придумала ничего умнее, как
забраться под одеяло ко мне. Представляете степень моего охренёжа,
когда эта мартышка привалилась к моему боку, закинула руку и ногу
на мою тушку и спокойно засопела? Такое хрен представишь, а как
итог — я тупо провалялся почти до рассвета, мечтая о двух вещах:
пистолете, чтобы застрелиться, и тяжелом булыжнике, чтобы отправить
на дно это недоразумение. На счастье, ни того, ни другого под рукой
не оказалось, так что утреннее «Уголёк, жрать!» все-таки прозвучало
и было услышано.
Второй день плаванья дался немного легче, процентов так на
десять. По крайней мере, мне удалось достучаться до этой макаки по
поводу элементарных вещей, и теперь она взахлёб рассказывала о
планах, кои мне были известны. Главное было вовремя поддакивать с
умным видом, параллельно посыпая голову радиоактивным пеплом, от
осознания всей глубины попадания в задницу. Ближе к обеду Лаффи
неожиданно перескочила с себя любимой на меня такого
загадочного.
— А почему ты назвал себя Угольком? — Я посмотрел на девчонку,
пристально разглядывавшую меня. Смотреть ей в лицо было чутка
тяжеловато, так как майка немного сползла, открыв неплохой вид на
полушария молодой груди.