Дверь внезапно открылась, и я, не опуская юбок, оглянулась, кто там зашел. Это оказалась средних лет… нет, не средних, вполне молодая, если приглядеться к ней, активная женщина, может, лет двадцати пяти, двадцати семи, в темном — мне начинало казаться, что тут не существует яркой или светлой одежды — платье словно со старых картин… или, может… точно! В молодости я обожала наш фильм о мушкетерах с молодыми Боярским, Алферовой, Тереховой, и платье женщины было очень похоже на то, что носила Констанция-Алферова, только темное.
— Госпожа? — с удивлением позвала женщина, и я распознала в ее интонации сочувствие и интерес. Наверное, здесь было не принято задирать юбки один на один, а что творилось в кулуарах на ассамблеях — кто знает. — Бедная моя госпожа, это уже не поправить, но Все Святые свидетели, — она прикоснулась кончиками пальцев к своему лбу, — если будет на то их воля, вы станете королевой, не будет их воли, — она снова коснулась пальцами лба, — вернетесь домой.
Допрос свидетеля в судебном заседании… Все Святые, однако, неплохие свидетели, и жаль, что сейчас у меня не они. Вот у кого наиболее полная информация и абсолютное неумение лгать.
— Я не знаю, чего я хочу, — проговорила я и опустила наконец юбки. Женщина подошла ближе, поставила на стол графин с какой-то мутной жидкостью, на который я посмотрела с подозрением. — Мне жаль сестру. Она, наверное, знала, чего она хочет. Я — нет…
Женщина засмеялась. Невесело, из чего я сделала предварительный вывод, что она неплохо относилась к умершей. Или убитой?
— Графиня Анаис мечтала о любви, — все еще с улыбкой — доброй, как я отметила — сказала она. — Как и все молодые девушки в ее возрасте. У Всех Святых были другие планы, и по их воле, — опять пальцы ко лбу, надо этот жест запомнить, как и эту присказку, — она умерла.
И раз она мне это так охотно, без раздражения, говорила, возможно, у меня — у Йоланды — не было всей информации? Женщину не удивляли мои вопросы, пусть я и умела их правильно задавать, но не в такой же ситуации, когда я буквально шла наощупь по краю пропасти. Шаг в сторону…
— Ты знаешь как?
— Чахотка, милая госпожа. Она угасала, хворь иссушила ее, и — да не выдайте меня ее сиятельству — хвала Всем Святым, что она не дожила. Ее нежное сердце не выдержало бы того, что с мужеством приняли вы.