Вот тогда я понял, что выражение «у него на
голове от страха зашевелились волосы» — вовсе не метафора.
Фитиль внутри еще горел, и вот-вот должен был подобраться к
основному заряду!.. Следующее, что я помню, — это как я,
закрыв лицо рукавом, рыбкой ныряю в бурьян пустыря, а
«хлопуха» кувыркается в противоположную сторону. И
взрывается, не долетев до земли... Руки тряслись у меня еще
где-то с полчаса, а звенеть в ушах перестало только к
вечеру.
Ну а четвертый, — и, как я полагал, —
последний «добавочный» день рождения состоялся в начале
2000-х годов, в армии, спустя почти два года после моего
выпуска из военного училища. Как будто кто-то, управляющий
людскими судьбами, посмотрев на меня, вздохнул и сказал:
«— Ну, поигрался в солдатики — и хватит. На
тебя у меня другие планы…»
Вот только способ прекращения этой игры был
выбран по излюбленному мирозданием принципу: «Все, что ни
делается — к лучшему. Но худшим из возможных способов». И мой
старенький, но ухоженный танк Т-72Б под номером «132»,
следующий в составе сводной бронегруппы по некоей
специфически-гостеприимной кавказской республике, попал под
взрыв радиофугаса.
Впрочем, об этом я узнал уже позже, и со
слов заглянувших в госпиталь сослуживцев. Так моя полугодовая
командировка и закончилась — резким ударом, темнотой, и
приходом в себя спустя сутки: уже лежа на больничной койке, с
загипсованными по самую задницу ногами, и одуревшим от
анальгетиков.
Подрыв заряда, замаскированного на обочине,
перевернул в противоположный кювет шедшую первой БМП-2, махом
отправив на тот свет почти весь ехавший на ее броне десант.
Против 45-тонной махины танка силы взрыва оказалось
недостаточно, но зато хватило, чтобы отшвырнуть меня,
сидевшего на башне и свесившего ноги в командирский люк.
Как мне сказали, наводчик, находящийся
внутри боевого отделения, успел только испугаться; мехвод,
ехавший по-походному, с торчащей наружу головой, но с
установленным бронещитком, оглох на пару дней. А вот мне,
поймавшему контузию, от души приложившемуся обеими ногами об
стоящий вертикально на стопоре командирский люк, и еще
добавившему самому себе при падении об землю, повезло чуть
меньше…
Потом была Москва, госпиталь Бурденко, пять
операций на ногах... И довольно,.. хм,.. скромный курс
реабилитации, — уже в окружном госпитале по месту службы, и
под кодовым названием «почувствуй себя немного лётчиком
Мересьевым». И затем ВВК — военно-врачебная комиссия,
окончившая мою недолгую армейскую карьеру четырьмя подписями
и одной круглой печатью.