— Но, куда же они пойдут, — растерянно проговорила мать,
лихорадочно соображая, что будет делать, если столь блестящее
общество внезапно сократится.
— Понятия не имею, — равнодушно ответил я. — Может быть, делом,
наконец-то, займутся. Мне всё равно. Пока всё равно. Да, каждого из
них проверит очень пристально Александр Семёнович Макаров, дабы не
сомневаться, что кто-то из них деньги или борзых щенков прямиком из
иностранных посольств не получает.
— Что? Борзых щенков? — Мне удалось выбить почву из-под ног
вдовствующей императрицы. Сомневаюсь, что надолго, но на наш визит
в Твери должно хватить.
— Ах, эти борзые щенки, — протянул я, чуть ли глаза не
закатывая. — Многие из них могут стоить гораздо дороже золота.
— Вы собираетесь натравить своего мерзкого Макарова на
собственный двор? — Мария Фёдоровна лихорадочно переваривала столь
сногсшибательную новость.
— Ну, что вы такое говорите, матушка. Александр Семёнович,
добрейшей души человек. Он даже мне постоянно пеняет, что я
настолько сурово отношусь к овцам заблудшим. Как он переживал,
когда эти продажные сволочи нашлись, опорочившие честь мундира
русского офицера. — А вот сейчас я намеренно начал говорить громко.
— Он у меня в ногах валялся, прося позволение верёвку заменить на
благородный топор. Я рыдал, матушка. Вы даже не представляете,
какое это было разочарование. Граф Пален, как он мог? — вопросил я
патетично. А потом совершенно спокойно закончил. — Dura lex, sed
lex* Ничего не поделать, такова жизнь. Кто-то всегда должен
страдать.
— Ваше величество, — ко мне пробился бледный Мертенс. —
Позвольте, я покажу вам ваши покои. Ваше величество, вас сейчас же
проводят в ваши комнаты, — скороговоркой проговорил он, обращаясь к
Марии Фёдоровне.
— Наконец-то, Василий Фёдорович, — ядовито произнёс я. — А то я
уже начал подумывать, что нас оставят ночевать посреди этого
холла.
Мартенс закатил глаза и быстро пошёл впереди меня, показывая
дорогу. Лакеи, видя, что движение началось, тут же бросились к
гостям, разводя их по комнатам.
В моих покоях меня уже ждали Сперанский, Скворцов и Степан
Кириллов. Последний всё ещё не мог прийти в себя от осознания, что
его повысили до моего личного слуги. Как только я вошёл в комнату,
он подскочил и бросился ко мне, чтобы помочь переодеться.
— Спокойно, Стёпа, поменьше рвения, а то голову расшибёшь. —
Посоветовал я ему, когда он стаскивал с меня мундир.