Я быстро скинула сарафан, моментально натянув штаны и длинную рубашку, подпоясалась ремнем с ножнами, обувь тоже пришлось сменить на крепкие ботинки. Так, теперь фляга. Кстати, где она?
– Бабушка, а где фляга?
– Так Иржи сегодня на выпас пошел, взял её с собой.
– А мне как же?
– Возьми маленький котелок, внутрь бурдючок входит. Там на кружку водицы всего, но тебе хватит.
Мой котелок – это моя гордость. Его сделал сын кузнеца по моему заказу. А потом я сшила на котелочек чехол из толстой кожи, чтобы носить на дальний выпас в котомке, не боясь запачкать её сажей.
Через десять минут я была уже полностью готова, только ехать в поместье совсем не хотелось. С Иржи так и не попрощалась, а теперь и вовсе не понятно, когда увижусь с братом.
– Вот, возьми, – бабушка надела мне на шею маленький шелковый мешочек на веревочке, – на удачу. Там цветки семи трав.
Я расцеловала в обе щеки бабушку, тут же пустившую слезу.
– Хватит, бабуль! Может, ненадолго я туда еду. А если вдруг задержусь, буду письма передавать с Тотом или с Найной-мельничихою. Слышишь? Все хорошо будет!
– Не спокойно на сердце что-то, – тяжко вздохнула бабушка, – ты свой характер строптивый не показывай, да и ум не выпячивай. Помни, скромность и добродетель – лучшие достоинства девушки.
– Ба, ну какая из меня скромница? – улыбнулась я. – Это пусть Алька из себя скромную строит – у неё талант! А мне до Альки как до Сальнийских гор.
Бабушка тоже улыбнулась, вспомнив дочку нашего соседа. Юную оторву и хулиганку для своих друзей и доверенных лиц, но скромную и послушную девицу для тех, кому она не доверяла. Переход от тихой скромницы до озорной бестии и обратно был мгновенным и всеобъемлющим. У Альки менялось все: походка, осанка, жесты и манера речи – она становилась буквально другим человеком.
– Да и прежде чем изображать скромницу, – продолжила я, – надо сначала понять, зачем незаконнорожденная дочь вдруг понадобилась Его Светлости. Столько лет не нужна была, а тут вдруг господина Алана прислал с наказом. Зачем?
– Он – отец, а ты все же кровиночка его, – шмыгнула носом бабушка. – Бывает, мужчины к старости осознают, что лишь в детях останутся они на белом свете. Эх…
– Его Светлости всего сорок два, и он – маг, какая старость? Да и законнорожденных детей у него четверо!