Замолчала, окидывая растерянным взглядом цветущие луга.
– Сколько здесь добрых сильных травок… Ничего, сынок. Вернешься через три года – обучу всему. Царь-траву запомнил?
– Запомнил, матушка!
– А про цветочные корзинки чертополоха?
– Какого чертополоха?
– Колючего. Будяка.
– Запомнил. Глаза лечит, чирьи. Воробьиное просо от ожогов.
– Молодец! Ты будешь добрым учеником Благомира.
Сердце у Баяна сжалось, прильнул к матери. Она вдруг легко поднялась, понесла его на руках, как малого дитятю, песню запела, уж такую дивную песню: полились у Баяна слезы ручьем.
Не заметил, как украдкою матушка собрала несколько его слезинок в кожаный, с наперсток, бурдючок.
А сама пела, пела, будто заклинала:
Куличок-ходочок ходил за море,
А за морем жизнь диво дивное.
Чудо чудное, а уж вежливое.
У жар-птицы пир, птицы Фенюшки,
Да скучлив сидит добрый молодец,
Заскучал кулик по родной земле,
Ай по матушке да муравушке.
И пошел он прочь из чужих краев.
По горам идет, как по облаку.
Ему в ноги дол, он и по долу,
Он и по морю, будто посуху.
– Матушка, поставь меня! – попросил отрок.
Захлебнулась Власта воздухом, отняла сына от самой себя. Поставила на землю.
– Матушка, я не слышал такой песни.
– Впервой напелось.
– Откуда же слова-то взялись?
Засмеялась Власта, развела руки, показывая сыну весь белый свет, и опять задохнулась воздухом.
– Вот уж и домой пришли.
Зеленые ветлы, толпившиеся над рекой, скрывали от недобрых взглядов селение.
Власта положила руки на плечи Баяна, повернула лицом к степи, к борам на горе, к огромному небу.
– Смотри! Вот она – твоя земля. Люби и помни. Нет крепче крепости. – Повернула сына к себе: – Никогда не лги матери и учителю. Никогда не говори правды врагу.
Власта и Баян подходили к тыну, когда из ворот выехала дюжина всадников. Двое направили коней к идущим по тропинке. Один всадник был в белых одеждах, с белой бородой, другой одет воином.
– Здравствуй, Власта! – приветствовал старец женщину. – Жди сына через три года в день Купалы.
Воин наклонился с седла, поднял Баяна, посадил перед собой.
– Я ему на дорогу одежонку приготовила, еду! – птицей захлопотала Власта.
– Все у него будет, одежда и еда. Не тужи, женщина. С тобою бог! – Всадники тронули лошадей, и Баян не смог даже послать матушке прощального взгляда: заслоняла расшитая бляхами кожаная рубашка ратника.