— Час от часу не легче, что за машина была?
— Audi A серии, не знаю какая, но новая, представительского
класса.
— Ни хрена себе! Эдак вы будете всю жизнь отдавать. И дети
тоже.
— Не знаю, мне кажется, что за пару месяцев все уляжется.
— Боишься, что тебя снова отдадут за долг?
— Боюсь. Плевы у меня может уже и нет, но боль я все равно
чувствую. А сестер они не посмеют отдать так, как меня. Для матери
только я мерзость шлюховатая, и со мной можно делать все. Остальные
дочери невинные девочки. Их уродовать не посмеют. Чего
отвернулся-то?
— Ну, ты обнажена, не хочу, чтоб тебе было стыдно.
— А с чего ты взял, что мне стыдно? За просмотр денег не берут.
Я не стыжусь наготы. Даже натурщицей подрабатываю иногда. К
сожалению, все вот это, — она немного угрюмо осмотрела себя с ног
до головы, коротко останавливая взгляд на синих еще грудях, и
взгляд ее стал грустный, — красоты мне не добавляет. Хочешь
посмотреть — смотри. Только без излишеств.
Плеснула вода, сливая остатки пены с волос. Герман обернулся,
пристально глядя на нее, уже не лежащую и беспомощную, а вот такую,
самодостаточную, яркую, с рассыпанными по плечам мокрыми
светло-русыми волосами. Все еще покрытые синяками груди упруго и
задорно торчали вверх, приковывая внимание. Да и фигуру иначе как
произведением искусства назвать было невозможно. Лесник не помнил,
когда в последний раз видел такие длинные и ровные ноги и тонкую
талию. Катя явно следила за фигурой. Он нервно сглотнул, невольно
глядя на светлые трусики, которые были сейчас так не к месту.
Катя проследила за его взглядом, ухмыльнулась и дернула
резиночки вниз, и белье легко поползло вниз к ее лодыжкам. Зрачки
Германа расширились, а она сделала легкий шаг вперед и положила
ладошку ему на грудь.
— Мое предложение, — прошептала она, — все еще в силе. Я не
знаю, как еще отплатить тебе за помощь. И могу отступить от своих
принципов ненадолго.
Его ладонь легла поверх ее и сжала с силой. Вторая же легла на
упругую полусферку груди, легонько поглаживая ее. Она вздрогнула. А
зрачки расширились, только от страха. Но Катя стоически промолчала,
хотя улыбка ее сделалась кислой. Он же глубоко потянул носом
воздух. Наклонился, и вдруг с силой притянул к своим бедрам. Она
ахнула и попыталась отстраниться от него, уперев ладони ему в
грудь. Низом живота она отчетливо ощутила, насколько сильно он
возбудился от ее откровенного вида. В чудных разноцветных глазах
вспыхнул не страх — ужас.