Помещение гастронома имело Г-образную форму. Короткая линия Г
была справа, и там помещался кафетерий, который вносил ощутимый
вклад в то самое настоящее, живое амбре. Прежде всего, там
находился котлообразный кофейный аппарат емкостью литров
тридцать-сорок, блестевший никелированной поверхностью: он-то и
издавал особо наваристый дух. Ну, кто хотел чаю, конечно, мог
выпить и его, но этот напиток обретался в скучном банальном
эмалированном чайнике… А насчет перекусить – кафетерий предлагал
посетителям бутерброды с сыром и докторской колбасой, пончики, а
также пирожные: бисквиты с кремом, заварные (эклеры и круглые) и
«картошку».
Господи! Кто не застал 70-е и начало 80-х годов в СССР, тому
невозможно объяснить, какими сверхъестественно вкусными были и те
пончики, и эклеры с «картошкой»!.. В текущем столетии даже
отдаленно похожего ничего нет. Почему? Черт его знает. То есть,
какое-то объяснение этому, разумеется, должно быть. Но у меня его
нет. И вряд ли я его найду. И надо ли?..
- Ну пошли, пошли, - уже недовольно забормотал Витька, я кивнул,
и мы пошли влево, по длинной линии Г.
Вино-водочный отдел располагался в самом дальнем углу. Миновав
отделы: молочный, колбасный, бакалеи, консервов, кондитерский и
хлебный, мы наконец-то добрались до вожделенного спиртного.
Отличия от прочих секций магазина здесь сразу бросались в глаза:
во-первых, контингент покупателей, во-вторых, продавцов. Вернее,
продавца в единственном числе. Продавец здесь был мужчина: крупный
плотный дядька с явным южным оттенком – не то украинец, не то
молдаванин, и держался он необычайно солидно, а затрапезный
контингент, тоже исключительно мужского пола, тоскливо суетился,
пересчитывал на ладонях копейки, бросал жадные взгляды на полки, а
выражение некоторых лиц было такое, словно они ожидали чуда, вдруг
способного превратить шестьдесят копеек в рубль тридцать… В
какой-то мере надежду на чудо стоит признать оправданной – в нашем
с Виктором лице. Сразу несколько пар заплывших глаз так и
вскинулись на нас, на нескольких опухших рожах забродила надежда…
Сзади и справа от меня вдруг засипел тусклый голос:
- Слышь, пацаны, не выручите? Войдите в положение, трубы
горят!..
Вопрос между прочим напомнил мне, что я еще не знаю, сколько у
меня денег. Своих, в смысле, помимо общественных. Полез по
карманам, в правом нагрудном обнаружил четыре красненьких десятки с
портретом Ленина – «червонцы», как тогда говорили, плюс к ним одну
синюю пятерку. Это не считая мелочи. В карманах брюк болтались
несколько разнокалиберных монеток, от одной копейки до двадцати,
«двугривенного».