Я молчал не потому, что это всё для меня было какой-то
непонятной тарабарщиной. Я молчал потому, что тот, кто это всё мне
эмоционально выговаривал, делал это голосом моего родного бати,
трагически погибшего в восьмидесятом году, во время погони за особо
опасным преступником-рецидивистом.
- Это что, такой тупой розыгрыш? Или развод на бабки? – спросил
я, смутно знакомым, но всё равно не своим голосом. – Я знаю, сейчас
ты скажешь, что майор ФСБ или представитель службы безопасности
сбербанка. А может тебе сразу три цифры с оборотной стороны моей
карточки продиктовать?
Несмотря на ужасное состояние гудящей головы, я почувствовал,
что реально разозлился. Захотелось позвонить куда надо и сделать
так, чтобы разводилу, сумевшего подделать голос отца, нашли и
наказали обученные этому люди.
- Саня, ты что несёшь? Какое Ф, З, Б, какой сбербанк? Какие
фотокарточки с цифрами? Неужели ты допился до белочки? Будешь и
дальше так себя вести, Маринка к тебе точно никогда не вернётся.
Слушай сюда сволота подмосковная. Я, как только завтра вечером
сменюсь, сразу наведаюсь к тебе. Буду приводить тебя в чувства
народными методами. Саня, сукин сын, ты всё понял?!
Несмотря на весь мой настрой и поднимавшуюся злость, как только
зазвучал голос отца, я инстинктивно не смог ему перечить. А потому
молчал до тех пор, пока говоривший не закончил угрожать и не
повесил трубку.
После этого из кряхтящего динамика раздались короткие гудки, а я
чтобы меня больше не донимали, выдернул телефонный штекер из
розетки.
- Всё, Иван Петрович, хватит заниматься хернёй, пора валить
отсюда, пока про моё присутствие в чужой квартире не узнали
владельцы и не вызвали проблемы на мою больную голову – приказал
я себе.
К этому моменту за окнами начало смеркаться. В прихожей стало
совсем темно. Щёлкнув выключателем, я осмотрел вешалку и не
обнаружил там своих вещей. Зато вместо них висел милицейский плащ и
китель с погонами лейтенанта советского образца, болоньевая куртка
и спортивная олимпийка общества «Спартак». Милицейская фуражка на
крючке, яловые сапоги и нехитрая обувь, выстроенная рядком на
паласе, всему этому строго соответствовали. По всей видимости всё
это новые хозяева тоже извлекли с антресолей.
- Да, мля! Что тут собственно, происходит?! – спросил я
эмоционально и грубо выругался трёхэтажным. Затем повернулся к
висящему на стене зеркалу и замер на месте, ибо увидел в нём весьма
помятое, молодое лицо родного брата моей матери.