Ник молча слушал разоряющегося капитана, в чём-то даже
сочувствуя ему. За последнее время в мехроте уже случилось четыре
драки с серьёзными последствиями, и сгорел относительно новый
трактор, списать который удалось лишь после долгих разбирательств
(читай: пьянки) со следователями военной прокуратуры. А теперь ещё
и наглая кража, которую приписывают Николаю. Понятно, что ротный,
мягко говоря, нервничает – майорских погонов ему после череды
неприятностей долго не видать.
– Мне говорили, что один гражданский недавно интересовался
блоками управления, – многозначительно скривив тонкие губы, выдал
Егоров. – Вроде бы для противометеоритной защиты дома. Думаю,
рядовой Соболев потому и украл блок "Хабара"…
Тут у Ника от злости "сорвало башню", и он от души врезал
Егорову. Сержант рухнул у стены, а капитан взревел:
– Стоять, рядовой! – и когда Ник, замер, с ненавистью
глядя на растирающего кровавые сопли Егорова, ротный закатил ему
здоровенную оплеуху. – Эй, дневальный! Ко мне!
Пару минут спустя Ник уже шёл знакомой дорогой к
гауптвахте. Начальник караула безразлично скривил губы в ответ на
жалобы Егорова и определил нового арестанта в одиночную
камеру.В противоположность прошлым "заседаниям", на
этот раз караульные отнеслись к пленнику весьма уважительно – все
были в курсе причины, по которой Ник в очередной раз загремел на
"губу". Похоже, крысоподобный сержант ни у кого приязни не
вызывал.
Николай, предоставленный самому себе, занимался
самокопанием, пытаясь понять, когда и что он сделал в жизни не так,
и почему от него отвернулась удача. Причём, даже не отвернулась, а
окончательно покинула. Ещё с тех пор, как он с Антоном отправился
на Пигаль, разыскивать чёртову археологическую экспедицию. Потом
Симерс, бегство и, наконец, это нелепое обвинение в краже.
Наверное, сам же Егоров и продал этот злосчастный блок
какому-нибудь перекупщику – недаром же он заикнулся насчёт
противометеоритной защиты. Говорят, блок стрельбы от "Хабара"
отлично подходит к гражданским противометеоритным
комплексам.
Николай мрачно разглядывал шершавые стены гауптвахты,
размышляя, как прервать длиннющую чёрную полосу в его жизни. Но за
ночь ничего путного придумать так и не успел, а уже утром его
отконвоировали в штаб, где рядовой Соболев предстал пред грозные
очи полковника-особиста, майора из планетарной артиллерии и
капитана внутренних войск – судей выездного трибунала, так некстати
приехавшего вдруг на "вертушку". Там же оказался и Егоров, только,
разумеется, без конвойных. При виде сержанта в душе Ника
заворочалось бешенство. Егоров, уловив ненавидящий взгляд солдата,
поспешил переместиться к стене. Ник остался стоять посреди
просторного кабинета под пристальными взглядами
конвоиров.