Таки ректорство требовало приложение многих сил и времени, отрывать которые становилось все сложнее. То один магистр придет с жалобой на другого. То вот соседняя академия вздумала переманить самого маэстро Локко Фемини-младшего на должность, пардон, декана факультета земельного переустройства.
Где маэстро Фемини, и где земельное переустройство, вот скажите? Правильно, и рядом не стояли. Так нет, вот что значит знаменитый род, известнейшая фамилия на Лотании. И средства предложили вполне себе приличные.
Хорошо еще, что леди Квинния умела ладить с молодым поколением магистров. Вот хотя и нет у нее дара эмпатии, как не одно исследование уже показало, но ладить умела. Так что, возможно, и не зря она возглавляла именно Академию эмпатов, а не, скажем, соседнюю Академию боевых магов.
И туда звали. Правда, на заместителя ректора по работе с личным составом, но условия предлагали хорошие. Не согласилась. Ну их, этих боевых магов. Насмотрелась. Собственный зять вон маг.
Да и ее дом, домик, в котором она жила целых семь лет, угодив на Землю. Она как сейчас видела его, горящего ярким пламенем. Слышала треск падающих перекрытий и собственные стоны.
Она посмотрела на дочку. Единственную, которая осталась тогда одна-одинешенька, и это в семь лет отроду. Вспомнила, содрогнувшись, тот огненный смерч, который неожиданно вырвался из ее собственного тела. Вспомнила свою боль, ужас и чувство вины.
И свою радость. Радость от того, что дочки нет дома. Дочка в школе. Она будет жить, а не погибнет вместе с ней в доме, который пламя охватило практически мгновенно.
И вспомнила свое, совершенно неожиданное, перемещение назад, в родной мир. Кто приложил руку к такой круговерти в ее жизни, Квинни не знала до сих пор. Не знала, но могла предположить.
Воспоминания пронеслись веером, и мгновенно умчались прочь, оставив ее стоять, побледневшую и будто ставшую меньше ростом.
Тася взволнованно посмотрела на мать, и мигом оказалась рядом.
– Ну что ты, что ты, мамочка… Все хорошо, все обошлось…, – прошептала она женщине.
Леони, увидев бабулю в таком необычном для нее состоянии, тоже не осталась в стороне, а подбежала и обняла там, куда дотянулась.
Однако госпожа ректор не могла позволить, чтобы посторонние видели ее слабость. Она выпрямилась, и сказала:
– Все хорошо, дорогие мои. Все уже хорошо.