Вопрос с выживанием до прихода Орочимару решился совершенно
необычным образом. С таким необычным питанием я могу продержаться
куда дольше. Если…Когда Орочимару вернётся… Я смогу
продержаться???
На четвертый или пятый день, под землёй довольно трудно
определить сколько времени прошло, ХОЛОД вернулся ненадолго. Комаэ
старалась как можно меньше двигаться, было видно, что она старается
сохранить как можно больше энергии. Если первые дни она с охотой
отвечала на вопросы или рассказывала какие-то истории, то теперь
она очень и очень редко говорила, но очень остро реагировала даже
на самые тихие шорохи. Я буквально всей своей кожей чувствовал,
насколько ей трудно сдерживаться и черпать чакру из окружающего
мира, а не выпивать меня подчистую. После неожиданного приступа,
крови одного маленького животного, прости неизвестный, чьего
питомца схватил Куромару, было мало и змею пришлось принести ещё
одного.
— Маленький змеёныш-ш, твой яд. Я чш-шую. — в шипении маленького
змея чувствовалось немалое удивление. — Комаэ-сама, — плохо
скрываемая радость прослеживалась в каждом слове. — Он может с-сам
убить добычш-шу, да? Его яд с-стал ощутимо пахнуть. Теперьс-с он
мош-шет съесть добычш-шу?
— Юный охотник, ты с-сзабываеш-ш, это человечес-с-ский
с-с-змеёныш-ш. Он не ес-с-ст добычш-шу целикомс-с… — огромный глаз
чуть-чуть приоткрылся, осматривая меня с ног до головы. — Но,
думаюс-с, питатьс-ся он уже можетс-с с-сам.
Меньший змей аккуратно выпустил свою добычу опустив ее мне на
колени. Маленький зверёк еще дышал. В моем зрении было прекрасно
видно, в каком именно месте артерии проходят наиболее ближе к коже.
В нос ударил запах крови. Что ж… Для еще плохо слушающихся рук,
интересно почему? Прошло же несколько дней, маленький
кролик оказался достаточно тяжелым. Вопреки моим ожиданиям, кровь
животному все-таки пустили острыми клыками змеи, вероятно, зная о
невозможности прокусить мной кожу животного, чтобы добраться к
живительной влаге, ставшей уже привычной в этой темноте. От того
что я стал пить без помощи Куромару вкус не изменился.
Как оказалось, питаться кровью для детского организма было
недостаточно, или просто оно было не приспособлено к таким
выкрутасам мира, но я все чаще и чаще стал проваливаться в некое
состояние схожее с дрёмой или созерцанием, которое не являлось в
полной мере сном, шаги и шорохи за стеной, шум капающей воды и
работающей вентиляции становились невероятно громкими, в почти
полной тишине явно поврежденной лаборатории. От полной потери
ориентации спасало лишь тепловое зрение, показывающее очертание
предметов, но оно тоже было завязано на чакру и, во времена, когда
под ребрами селилась сосущая пустота от недостатка чакры, доступа к
нему у меня не было. А такие моменты становились все чаще и
чаще.