- Да кто в это поверит, даже если
услышит? – фыркнула сестрица. – Сидели как-то ведьма, оборотень и
полицейский… Начало для анекдота!
- Ника, а сколько вам лет? –
возможно, дело кончилось бы очередной перебранкой, если бы не
огорошивший нас вопрос участкового.
Вид у сестры был такой, словно на нее
напала игрушечная мышь – изумление боролось в нем с возмущением. Не
выдержав, я сдавленно захихикала. Мало кто осмеливался спросить у
нее такое.
- А ты чего ржешь, старше меня на
восемь лет! – окрысилась сестрица, нервно оглаживая пончо на
стройной талии.
- И все-таки? – напряженно повторил
участковый, а я заподозрила, что интерес его был совсем не праздным
и смеяться прекратила.
- А сколько бы вы мне дали? –
справившись с собой, Ника попыталась перевести все в шутку, но
вышло не очень:
- Тридцать два, - озвучил участковый,
попав точно в цель. Я хмыкнула – никто не давал сестрице больше
двадцати пяти, чем она, несомненно, гордилась, однако попадание
было слишком точным для случайного. Полагаю, в управлении он не
только отчет сдавал, но и справки успел навести.
- А вас не смущает, что в таком
случае вашей чудной соседке, - кивок в мою сторону. – Никак не
меньше сорока?
- О ее возрасте я давно осведомлен, -
огорошил он меня. И все это, продолжая невозмутимо есть. Я даже
невольно на отражение в окне покосилась, но все вроде было как
обычно – я бы себе больше тридцати не дала. Мы, оборотни, живем
дольше и стареем не так, как люди. То есть он все это время знал и
ничего не спрашивал? Или в его окружении все сорокалетние так
выглядят?!
- Мне просто интересно, это у вас
семейное? – закончил участковый, откидываясь на стуле. Кофейная
чашка смотрелась игрушечной в его руках.
Ника оскорбленно фыркнула и
потянулась за шубой:
- Нет, это у нас профессиональное.
Как и у вас, видимо.
- Вы ее задели, - констатировала я,
когда мы остались вдвоем. Проводив Нику взглядом, Алексей
Михайлович невозмутимо допил кофе и встал, подавая мне куртку. Я, в
который раз ощущая уже знакомое чувство неловкости, сунула руки в
рукава, ощущая его пальцы на своих плечах.
- Не люблю, когда мне лгут, -
услышала я, когда мы выходили из кофейни.
Но ничего не ответила. Иногда лучшее,
что может сделать женщина – это промолчать.
Обратная дорога заняла больше
времени. Выезжали мы уже в опускающихся морозных сумерках, а
приехали, когда от солнца осталась только алая полоска на темном
горизонте. Ника в конце концов задремала на заднем сиденье, я,
неловко извернувшись, накрыла ее пледом еще на середине
дороги.