Задумчиво пожевав губу, я решила все
же навестить голову – в баньке ополоснуться, заодно и информацией
разживусь.
Однако с головой откровенно не
удалось – когда я пришла к дому, выяснилось (бдительная соседка тут
же высунула нос из-за забора, едва я толкнула калитку), что он с
комиссией разъезжает по полям, инспектируя собранный урожай.
Затянуться это могло надолго. Гришка, как на зло, сидел у папаши
вместо водителя, так что с ним тоже поговорить не удалось. Поэтому
я чуть подтопила баню, помылась, высушила волосы у печки, нагло
воспользовавшись оставленными на косяке ключами и расслабленно
двинулась в сторону кладбища по центральной сельской улице. Время к
тому уже было обеденное, небо перешло цветом в глубокий голубой,
при взгляде на него начинала кружиться голова. Деревья полыхали
оттенками коричневого и красного – по всей деревне часто росли
яблони и рябины, но листья по большей части уже опали, усыпав
черную стылую землю. Огороды пустовали, по ним важно бродили куры.
К вечеру начнут палить костры с мусором, но пока все спешат на обед
– частые торопливые прохожие недоуменно косились на вразвалочку
бредущую меня. Я сунула руки в карманы парки, застегнула воротник и
уткнулась в него мерзнущим носом.
На кладбище было… Пусто. У чисто
символических ворот (невысокий забор через пару десятков метров
сходил на нет) сидел дедок с несколькими одинаковыми венками и
искусственными цветами в пластиковом вылинявшем розовом ведре. При
виде меня он встрепенулся, однако я прошла мимо. Потом все же
вернулась, купила бумажную гвоздику:
- Не знаете, когда тут в последний
раз похороны были?
- А с полгода уже, - махнул рукой
неудачливый делец. Стеганый ватник раскрылся на груди, открывая
несвежую матросскую тельняшку. – Девчонку хоронили, правда, вот как
тебя! Влюбилась, несчастная, а он в город убег, ну она и…
Оратор выразительно показал рыбку
руками и я подумала, не та ли это девица, с которой я в омуте
познакомилась?
- А бабушку хоронили в прошлом
марте?
- Эт какую? – под кустистыми
брежневскими бровями почти не было видно выцветших, почти слепых
глаз. Дедок пожевал губами. – Немку что ль?
Я покопалась в памяти.
- Лидия Петровна
Вальдштейн?
- Ага! Токмо она не Лидия Петровна, а
Лилька! – с готовностью подтвердил тот. – Это уж когда паспорт
выдавали, русское имя дали, а так она и говорить то толком не
умела! Ух, злобная была – жуть!