Из всего этого бреда я вычленила
кое-что очень интересное:
- Мань, - задумчиво почесав замерзший
нос, спросила я, - а ты когда с Генкой-то общалась?
- А он к бабке за самогонкой ходит, -
бессовестно сдала Машка. – Ну так что?
- Что?
- Правда?
- Нет.
Выпроводив девчонку, я поменяла
планы. Одно дело, когда распускают слухи о ведьме и совсем другое –
когда чешут язык в попытке выдать желаемое за действительное. Генка
ко мне и на километр не приближается – знает, гад, что я его с
потрохами съем – а за спиной почему бы и не посудачить? Ну уж нет.
Мое терпение лопнуло.
Найти великовозрастного оболтуса
оказалось не так-то легко. На хуторе его не было, даже запах и тот
застарелый, позавчерашний, пришлось идти на другой берег. Гришка на
мой вопрос только пожал плечами:
- А черт его знает, я его уже пару
недель не видел… Он после сенокоса в запой ушел… А после
того, как… Ну, в общем, мы не особо сейчас ладим.
- Ну не один же он пьет? –
логично предположила я, выдыхая клубы пара, словно дракон. День
медленно, но верно начал клониться к вечеру и солнце, заходившее
теперь рано, едва грело, хоть и заливало окрестности пылающим
золотом, словно в последний раз. Тонкая нитка облаков на горизонте
светилась розовым, предвещая морозы. В дом я заходить не хотела,
наслаждаясь последними ясными деньками, а потому Гришка вышел на
крыльцо. Никита Алексеевич шумно плескался в бане, судя по звукам,
только что опрокинув на себя бадью с ледяной водой. Я только
вздохнула – лечишь их, лечишь…
- Ну, мы раньше иногда у Петьки
сидели, - пожал плечами парень, шумно скребя давно не бритый
подбородок. – На том конце села, у храма. Только там вечно всякая
шушера собирается, не ходила бы ты… Хоть участкового возьми, что
ли?
- А он вернулся? – спохватилась я,
уже отойдя шагов на десять.
Как оказалось, не только вернулся, но
и успел меня опередить. Когда я вошла в пункт полиции, в маленькой
клетушке метр на два, отгороженной от остального мира толстыми
прутьями решетки, сидел Генка. Запитое лицо помимо следов пьянства
могло похвастаться еще и парочкой синяков, лиловеющим распухшим
носом и разбитой губой. Костяшки тоже кровоточили, грязная
фиолетовая куртка была порвана в двух местах и оттуда торчали серые
от грязи куски синтепона. Напротив него склонился над столом
участковый. Выглядел он не лучшим образом: встрепанные волосы
стояли торчком, форма измялась, а с щеки на шею уходил длинный
порез с уже запекшейся коркой крови.