Надавливаю всем телом на рукоять, вводя холодное оружие до
конца, за этим действием следует режущий слух хруст, который ещё
несколько секунд после этого звучит в ушах. Чудовище издает
последний, самый истошный рёв, и голова существа мëртвым грузом
сваливается на каменный пол.
Брызги, успевшие окраситься бордовым, разлетелись в стороны,
попадая при этом на меня и стекая вниз.
Когда руки прекращают дрожать от восторга, завернутого в
адреналин, спрыгиваю на левый бок от длинной морды мертвого
монстра.
У самого чудища вместо не выражающих ничего глаз — пустота, как
и в разинутой пасти, из которой смрадило тошнотворной смертью, там
же, совсем недавно виднелся
червеобразный язык.
Но, благо, от него
избавились до того, как узнали, как чудовище собиралось пустить его
в ход. За это хотелось благодарить кого-угодно, но только не богов.
Только не этих парней.
Холод и апатия — первые чувства, которые смог полноценно
осознать и зацепиться за них. Холод в душе был повсюду, окутывал
меня со всех сторон, не давая даже шанса что-то с ним сделать. И он
постоянно сопровождался апатией — полным нежеланием что-то делать с
этим холодом, безразличие к этому холоду, какой либо деятельности,
не чувствовал ни положительных, ни, что странно, отрицательных
чувств от этой дрянной мерзлоты в душе. До сих пор не могу
вспомнить свое настоящее имя. Это удручает. Надо придумать себе
прозвище или что-то в этом духе. В голову приходит только
позаимствовать «имя» главного героя «Готики».
Стать аппетитной поживой для чудовищ с поражающими мужской
взгляд вундерфалусами входит в планы в ближайшее никогда. Это
местечко, скажу тебе, оказывает плохое влияние на рассудок. Надо бы
вернуть нигилистически-сардонический тип повествования.
Откуда-то раздался рык и набатом прозвучал сильный удар дубины о
решетку. И последующий разочарованный рев. Почти все камни в
трещинах, некоторые вообще вывалились и мешаются под ногами. Ржавые
решетки, ржавые двери, мёртвые. Договорные, что не торопятся на тот
свет. Ещё и какая-то НЁХ регулярно стучит в решетку, нашла, блин,
гонг. Такой бюджетный вариант соседа с перфоратором. В квадратной
комнате, десяти метров высотой, пол которой был залит водой, стоял
жирный ощипанный бройлер. Ну как бройлер… крылышки у него были
такие же мелкие и беспонтовые. Не летун чувак, не летун. При его
массе... Росту в нем было метров три. И в ширину метра два. И хвост
метр. Другой «хвост» тоже был внушающим, м-да. Что у него с мордой
лица и прочее, не разглядел — повезло, оказался у меня на спине,
при этом там видел краешек дубины, которая может очень быстро
сделать из меня качественную, наисмачнейшую кучку для анальных утех
в главной штаб-квартирке Луганска. Ползем дальше. В следующей
комнате получилось встать в полный рост — тут был только один
заключённый, но и он приуныл, сидя в воде. Стали попадаться живые,
но съехавшие с катушек микрочелики. Комната, кстати, была заполнена
водой — только возвышенности, типа обхода этих заводов, были почти
чистыми. Вон в пределах как раз проход виднеется — идем дальше. А
дальше была ржавая и страшная, как твоя бывшая(-ий), лестница.
Глядя на нее, меня посетила крамольная мысль: «А не пизданусь ли
вместе с ней часом, а?» Вот и я не знаю, но лезть надо. Осторожно,
чтобы лишний раз не шатать этот кошмар, поднимаюсь наверх. В самом
внутреннем дворике, в который вышел, было… пустынно. Напротив были
большие металлические ворота, а с других сторон был балкончик,
который подпирался старыми колоннами.