Сейчас,
однако, иметь дело пришлось с представителями власти мирской, а не
потусторонней. И манеры у них оказались сомнительные. Не то чтобы я
рассчитывал, что эти бравые ребята предложат мне выпить
свежемолотого кофе с шоколадными рогаликами, но так обходиться с
представителем известного рода?..
— К стене,
твою мать, кому сказано! — рявкнули сзади.
— Да куда
уж ближе, — выдавил я, — еще немного, и я врастать в нее
начну.
Тут же
что-то твердое врезалось чуть ниже лопаток. Врезалось сильно и
резко. Я выдохнул и дернулся. Пробороздил щекой стену. Ее тут же
засаднило — наверняка содрал. Еще один маленький штришок к портрету
«честная бедность».
— А ты у
нас острослов, да? — поинтересовался тот же грубый, рычащий голос.
— Ну-ну, болтай себе пока.
— В закутке
с недельку посидит — и совсем иначе запоет, — заявил его товарищ.
Он забавно растягивал букву «о». Так у нас на севере некоторые
народности разговаривают, про это даже шутки в народе ходят. Но
сами северяне на них не обижаются, незлобивый они народ,
неконфликтный.
Упоминание
некого «закутка» явно пришлось служителям закона по нраву. По
крайней мере, тот, что за моей спиной торчал, довольно загоготал
прямо мне в ухо. Я поморщился от отвращения — то ли про чистку
зубов он никогда в жизни не слышал, то ли предпочитал утреннюю
яичницу запивать кружкой кошачьей ссанины. Скользкий горячий комок
подкатил к горлу, и я зажмурился, превозмогая рвотные
позывы.
Хотя
переживал зря — все равно блевать этому телу нечем. Марк-Андрей
давно не баловал себя такой роскошью как полноценный прием
пищи.
Послышались
приглушенные стоны — кажется, мои незадачливые обидчики потихоньку
приходили в себя. Особенно раздражал заика. Ныл и ныл на одной
ноте, как лесной комар, вьющийся около уха. И достал он, похоже, не
меня одного.
— Да
захлопнись ты, — прикрикнул на него третий голос, — подумаешь,
мясцо проткнули слегка, а воет так, будто кишки наземь выпустили.
Вот молодежь хлипкая пошла, конечно… Как низко пало урсийское
дворянство!
После этой
пламенной речи раздался шлепок. Заика последний раз охнул и
затих.
— Тык ежели
кишки выпустить, Акимыч, человек, напротив, быстро становится
тихий, спокойный, — заржал державший меня мужик, — к
препирательству и опрометчивым действиям не склонный.
— Тоже
верно, — отозвался невидимый Акимыч и тут же раздраженно добавил, —
ну что, соколики, в управление поедем или прямо здесь показания
снимать будем?