По зову твоей крови - страница 29

Шрифт
Интервал


От воспоминаний Женя поежилась. Шрамы на ее спине до конца так и не зажили, старуха Грознова постаралась на славу с исполнением наказания. И Федор пытался вступиться за дочь, просто немного опоздал. Девочка к его приезду уже получила от жены вожака несколько непереносимых ударов плетью по спине.

Именно тогда, после инцидента, Женька и оказалась в городе Вольных. Хищница, благодаря Федору, могла выбрать любое место жительства. Выбрала соседний клан просто по той причине, что он был ближе всего к дому. Дому, из которого изгнали и наказали ее за грехи матери.

Мать вскоре покончила собой. И у Божены остался только Федор.

А теперь нет и его.

Женя поняла, что плачет. Прошло две недели, а горе так и не притупилось. Как и чувство потери.

Божена каждый день умирала. И не только от потери отца.

От потери любимого.

И это был настоящий ад. Потому что Радмира она так и не простила. Но чувство вины перед ним  — вспарывало сознание и душу.

Она была виновата, да. За то, что позволила дядьке его заманить. Ведь знала, чувствовала, что Антон звонил не просто так. Знала, какой он псих. А все равно не оказалась в состоянии сделать нужные выводы.

Ветер порывом подхватил пряди волос. У Женьки так и не поднялась рука их остричь до конца. Часть прядей были срезаны, а часть девушка собирала в косу.

Волосы все еще хранили следы острого ножа хищника с уродливым лицом и бесцветными, прозрачными глазами.

Она видела, как Радмира, раненного и обездвиженного, грузят в машину и торопливо увозят.

Наверное, ей специально позволили посмотреть на эту ужасающую картину. Чтобы знала свое место.

Именно тогда Женя поняла одно: она любит его. Любит, несмотря на то, что он лишил жизни ее отца. Несмотря на то, что природа все решила за них. А Великая Праматерь выбрала их в пару друг другу.

Все равно любит. И в подтверждение тому — три крохотных жизни, что росли и развивались под ее, Женьки, сердцем.

Каждый день, просыпаясь в квартире, хранившей запах Вольнова Радмира, прикасаясь к его вещам в гардеробе, укрываясь его свитером или одеялом, Женя умирала. И оживала, только когда видела яркие и красочные сны о нем.

Где он? Что с ним? В порядке ли?

Женя не знала наверняка. Но закрыв глаза, представляла его лицо и глаза. И его негромкое, рокочущее «Лисичка». И почему он стал называть ее именно так? Непонятно. Но ласковое прозвище ей нравилось.