— Нехорошо, — согласился я. — Но иногда приходится.
Обстоятельства бывают разные. Все. Подождите в сторонке. Мы
недолго.
— Василий Николаевич, вы всего лишь физрук, это…
— Это мальчишки. Если вы вмешаетесь, только все усугубите, — с
легким нажимом сказал я и терпеливо повторил: — Подождите в
сторонке.
Учительница недовольно засопела, но все же, поддалась моему
твердому взгляду. Хмыкнув, она сложила руки на груди, защелкала
каблучками прочь. Пройдя вдоль высокой, полной широких окон стены
школы, женщина поднялась по ступенькам к ее входу.
— Обиделась, — хмыкнул я. Потом с трудом, преодолевая боль в
больной спине и коленях, я опустился к мальчишке.
На улице было прохладно. Первая часть мая выдалась дождливой.
Бугристые тучи заполонили небо. Весенний, но зябкий ветер беспокоил
стройные кроны высоких тополей, высаженных вдоль всего школьного
корпуса.
— Поймался, да? — Спросил я с улыбкой.
Мальчик молчал, потупив взгляд.
— Ну скажи, с кем ты подрался?
— Я упал, — повторил Никита.
— Какой ты ювелир. Упал прямо налицо, причем умудрился
приложиться именно скулой. Никит, ну хватит тебе. Обещаю, я ничего
никому не расскажу. Все это останется между нами.
Мальчик помялся еще пару мгновений, потом все же ответил:
— Ну… Ну я и правда не подрался.
— Вот как?
Глазки школьника блеснули и помокрели. Он сконфуженно отвернулся
и принялся утирать мордашку.
— Меня побили…
— Кто?
Он снова поджал губы, помотал головой.
— Если я расскажу, еще раз побьют.
— Я же сказал, — терпеливо повторил я. — Я никому ни ничего не
скажу. Вообще никому. Наш мужской разговор останется только между
нами.
Мальчик помолчал еще немного, потом решился:
— Федя Островной. Это он со своими дружками сделал. Они
испортили мне пенал. Пинали его по коридору, как мячик. А когда я
сказал, что б прекратили, мы поссорились, и они позвали меня за
школу, на разборки.
— И там тебя побили, так? — Спросил я.
— Н-нет. Я хотел убежать, но меня караулили, и, когда поймали,
отвели за школу, — Там меня Федя и ударил.
— Федя Островной, — я хмыкнул. — Он же на полголовы ниже тебя.
Килограмма на три легче. Чего же ты сдачи не дал?
Мальчик снова замялся, стал топтаться на месте, не зная, куда
деть руки.
— Мама говорит, что драться нехорошо.
— А что говорит папа?
— А у меня нет папы, — ответил мальчик несмело.