Я, разумеется, написал отцу и рассказал о том, что произошло.
Наверняка теперь начнётся разбирательство, и Дамблдора уволят.
20 октября.
Поверить не могу! Все говорят, что Поттер — наследник Слизерина!
Какой бред! Чтобы этот очкастый урод, полукровка Поттер, был
наследником Слизерина? Для этого нужно, для начала, хотя бы попасть
на Слизерин!
Нет, это, конечно, ужасно странно. Он говорил на змеином языке!
Я во время дуэли метнул в него змею, а он что-то там шипел, как
будто разговаривал с ней. Она его слушала. Поверить не могу.
Но всё равно. Я ему показал, что я могу! Надо было видеть
Грейнджер, у неё был шок, небось и не знает таких заклинаний.
Только и думает, как бы что почистить, убрать и восстановить, а
защищаться и нападать так и не научилась.
27 ноября.
Снова случилось нападение. Ещё один грязнокровый в больничном
крыле. Странно, что до сих пор никто не умер. Этим гриффиндорцам
везёт. Но не Дамблдору. Отец прислал письмо и предупредил, что
очень скоро прибудет в Хогвартс. И, как член попечительского
совета, поднимет вопрос о снятии Дамблдора с поста директора.
Но я всё равно рад, что это произошло не с Грейнджер. Каждый
раз, когда до нас доходят слухи о нападении на грязнокровок, мои
друзья радуются, как дети. А мне что остаётся? Только радоваться
вместе с ними... что это не она, и пока получается очень
правдоподобно.
23 декабря.
Грейнджер попала в больничное крыло. Заметил, что она не пришла
на завтрак, потом на обед. А уж после ужина стало ясно, что что-то
случилось. Хорошо, что гриффиндорцы такие болтливые. Я слышал, что
никто из них не знает, что случилось с Грейнджер, а Поттер и Уизли,
скорее всего, всё скрывают.
Я уже так привык, что мы с Грейнджер не общаемся. Единственное,
что осталось — это смотреть на неё. Иногда она грустно смотрит на
меня, а потом отводит взгляд и снова как ни в чём не бывало
улыбается, разговаривает со своими друзьями. Поначалу меня это
ужасно расстраивало, но прошло время, и стало легче.
Но, когда она не пришла, мне стало так страшно, почти так же,
как в прошлом году, когда они пропали втроём.
Я дождался вечера, когда студентам уже нельзя выходить из своих
гостиных. Нельзя же было допустить, чтобы кто-то меня заметил.
Ладно бы я шёл в Большой зал или к кому-то из учителей, а поход в
Больничное крыло мне бы даром не прошёл.