Как бы это не переросло в паранойю…
***
На рассвете, когда первые лучи солнца пробивались через густой
утренний туман, Грегор стоял у ворот. Его доспехи блестели в свете
восхода, меч висел за поясом, а плащ, украшенный гербом
Айронхартов, едва заметно колыхался от слабого ветра. Ночь прошла
беспокойно…
Я наблюдал издалека, прячась за колонной, как к нему
присоединились трое рыцарей веры. Их доспехи были белоснежными, с
золотыми крестами на груди. Они не обменялись приветствиями, лишь
кивнули, словно этого было достаточно для понимания.
Взгляд то и дело цеплялся за его фигуру в доспехах. Даже с этого
расстояния я чувствовал силу и уверенность, которую он излучал.
Прямо как отец. Но больше всего меня тревожило молчание. Рыцари
веры, что присоединились к нему, почти не говорили. Казалось, они
общались без слов, как будто между ними было что-то большее, чем
просто подготовка к походу.
— Максимус, — голос за спиной заставил меня вздрогнуть.
Я обернулся. Это была Элейна, с каменным лицом и внимательным
взглядом, каким она всегда на меня смотрела. Она сложила руки на
груди, её фигура в светлом платье казалась странным контрастом на
фоне суровых стен Крепости. Странно, ни разу не видел, чтобы кто-то
из семьи облачился в белое…
— Что ты тут делаешь? — спросила она.
— Просто смотрю, — ответил я, опустив глаза.
Элейна медленно подошла, встав рядом. Некоторое время мы
молчали, глядя, как Грегор отдаёт последние указания.
— Ты беспокоишься? — тихо спросила она, не отрывая взгляда от
нашего брата.
— Конечно. А ты нет? — Я взглянул на неё, ожидая, что она
отвернётся или сменит тему, но вместо этого она лишь слабо
улыбнулась.
— Конечно, беспокоюсь, — наконец сказала она. — Но это не
изменит того, что он должен сделать.
— А если что-то пойдёт не так? — вырвалось у меня прежде, чем я
успел обдумать слова.
Элейна повернулась ко мне, её взгляд был серьёзен.
— Слушай, Максимус. Мы — правители этих земел. У нас есть
обязанности. Мы не можем сидеть в стороне, когда нашим людям
угрожает опасность. Грегор понимает это. Отец понимает. Даже мать,
как бы ей ни было страшно, понимает.
— Я знаю, — пробормотал я. — Но...
— Ты боишься, что когда-нибудь это будет твоей обязанностью? —
перебила она, наклонившись ближе.
Я не ответил сразу. Она угадала. Мы оба знали это.