— Как прошло с Тимирязевым?
Удивительный он все-таки человек. Умудряется не повышая голос перекричать очень громкую Ирину.
— Никак, — я раздраженно дергаю за язычок молнии, расстегивая стоящую на моей кровати спортивную сумку, — лучше бы не говорила. Можешь позлорадствовать.
— С чего мне это делать, Эндж?
— С того, что ты ведь меня предупреждал и все такое, — огрызаюсь я.
Все что есть внутри меня — кровоточит, разодранное в лохмотья.
Меня ведь и вправду предупреждали. Не один раз. Но я не хотела слушать советы от человека, решившего, что моя любовь к нему — это очень неудачная шутка. И не хочу сейчас.
— Мне ужасно жаль, что ты оказалась в этой ситуации, Эндж, — без всякого укора замечает Ник, — он изначально не был тебя достоин.
— Это не твое дело.
В который раз я это повторяю? В тысячный? Когда он уже меня услышит?
Когда поймет, что его жалость для меня оскорбительна?!
Наверное, стоило сказать ему, чтобы и эту свою передачку уносил с собой обратно, мне от него ничего не нужно, но прежде чем я соображаю это сделать — я вытаскиваю из его сумки лежащий сверху свитер и замираю.
Дзынь, дзынь — брякает за спиной прошлое.
Длинный свитер с пингвином, уютная розовая толстовка, этакое мини-платье, которое совершенно не к лицу той, что следит за тем, чтобы тридцать человек подчиненных её отдела занимались на работе работой.
Но для того, с кем ты так часто зависала не на работе. Ездила на выходные за город…
Для того, от кого секретов не было...
— Я думала, ты пошутил про мою одежду, — севшим голосом комментирую я, — или заехал ко мне, взял у Ангелины…
— Подумал, что лучше возможности вернуть тебе твои вещи у меня уже не будет.
Ох-х…
Даже не думала, что слово “Вернуть” может вот так глубоко полоснуть меня по сердцу. Звучит так, будто они ему были поперек горла и ужасно не терпелось избавиться от этих ужасных напоминаний об ошибке по имени “Анжела”.
— Помойки работают без выходных. Давно мог избавиться от моего тряпья, раз оно тебе так мешало, — бесцветно произношу, вытаскивая из сумки еще и три своих футболки. Теплые носки, в которых я часто шастала по квартире Ника, когда мы засиживались и уезжать куда-то становилось поздно… Бог ты мой, тут даже заколка есть, которой я закалывала волосы.
И кружка…
И…
Господи, сколько же всего я умудрилась оставить у Ольшанского в квартире?