В коридоре Кошкин столкнулся с парочкой девиц, которые делали
вид, что прогуливаются. И судя по сосредоточенности на лицах,
прогуливались они довольно давно.
Туда-сюда.
Сюда-туда.
Весь ковёр истоптали и каблуками истыкали. А ведь имущество-то
казённое.
- Здравствуйте! – воскликнули девицы одновременно. И друг друга
одарили недобрыми взглядами. – А мы тут… заблудились!
И снова одновременно.
- Сочувствую.
- Вы нас не проводите? К выходу? – та, что с блондинистыми
кучеряшками, не дожидаясь ответа, подхватила Кошкина под правую
руку.
- А то тут такой лабиринт! – присоединилась брюнетка с короткой
стрижкой и повисла на левой. Чтоб Кошкин точно сбежать не мог.
- Звягин! – крикнул Кошкин, и из кабинета выглянул секретарь.
Кошкин же с немалым трудом отцепил от себя нежные женские
коготочки. – Проводи барышень к выходу. Заблудились они.
- Но… - блондинка приоткрыла ротик.
- Мы думали…
- Вы нас…
- Спасёте.
- Вас спасёт Звягин. Очень перспективный молодой человек… -
Кошкин подтолкнул обеих девиц к секретарю, воззарившемуся на оных с
ужасом. – А мне некогда… там древнее зло пробуждается. Надо
ехать…
- Зачем? – поинтересовались обе.
- Доброго утра пожелать! – рявкнул Кошкин и сбежал.
Это не трусость.
Это стратегический манёвр.
Евгений Сумароков отложил телефон и задумался. Нет, сомнений у
него не было. Инга не стала бы беспокоить по пустякам. Скорее уж
тот факт, что она позвонила, заставлял хмуриться.
Да и самому было неспокойно.
И теперь это неспокойствие уже нельзя было объяснить волнением
за сына, хотя…
Евгений нажал кнопку, блокируя дверь в кабинет. С той стороны
над нею вспыхнет красный огонь артефакта, предупреждая, что не
стоит беспокоить главу рода.
Пара защитных экранируют жилое крыло особняка. А здесь… сила
смерти отозвалась, расползлась полупрозрачным покрывалом. А
Евгений, стянув туфли и ослабив галстук, улёгся на ковре.
Прикрыл глаза.
И руки на груди сложил.
Если бы кто вошёл в кабинет, он, пожалуй, принял бы и самого
Сумарокова за покойника. И нельзя сказать, что сильно ошибся бы.
Нет, Сумароков определённо дышал. И сердце его, пусть медленно, но
билось в груди. Однако сила, которой его то ли наградили, то ли
прокляли, тоже оказывала влияние на тело.
Теперь эта сила поднималась.
Расползалась.
И закручиваясь тонкими спиралями уходила вверх, туда, где
обретались мёртвые ветра. Их дыхание обожгло холодом, но Сумароков
выдержал и его, и страх. Надо же, сколько раз случалось сюда
подниматься, а страх никуда не делся.