— Это они сказали или ты додумал?
Выключаю воду и перехожу на шепот. Не очень хочется, чтобы подобные слухи поползли по общаге, а они поползут, стоит только этой «информации» попасть не в те уши.
Савелий на минуту задумывается, его лицо становится серьезным.
— Они говорили про деньги… Ну, а за что он еще может дать тебе денег?
— Действительно… На твоей сестре клейма же ставить негде.
— Я не это имел в виду.
— Разве?
— Так скажи мне правду. Чтобы я не додумывал. Вечные секреты.
— У нас с ним сделка. Без интима. Верни билеты.
— Да они ему нафиг не нужны, Ев!
Савва начинает канючить, как маленький ребенок. В таком состоянии с ним бесполезно разговаривать.
— Да делай ты что хочешь. — Закрываю бутылочку с моющим средством. — Мне все равно.
— Ева…
Брат идет за мной следом. А лучше бы проваливал к себе. Сейчас я точно не настроена на конструктивный диалог.
— Ну хочешь, я верну…
— Верни!
Савелий поджимает губы и неохотно тянется в карман за телефоном.
— Что писать?
— Придумай. Ты же у нас сообразительный.
Убираю чашку и моющее в шкаф, замечаю на себе внимательный Маринкин взгляд. Она явно любопытничает, но, к счастью, молчит. Если скажет еще хоть слово, мы точно разругаемся в пух и прах.
То, что мои отношения с Максимом ещё месяц назад стали более серьезными, девочки не в курсе. Может, поэтому они и позволили кидаться в адрес Макса обвинениями в измене. А в мой — упреками в отсутствии близости. Не знаю…
Честно говоря, я долго решалась на этот шаг. По сути, до Одинцова я ни с кем толком-то и не встречалась. В школе голова была забита учебой и получением золотой медали. На первых курсах я активно работала на репутацию в универе, да и этот случай с Валиевым тогда, к несчастью, тоже подкинул дров в котел моей нерешительности.
Можно сказать, Марк — почти первый парень, который мне понравился. Не так, вернее будет сказать, на которого я сама внимание обратила. В основном парни сами ко мне подходили, знакомились, а мне вся эта «любовь» была неинтересна. В универе поначалу я остро чувствовала это внимание, мальчики из группы мою молчаливость и отстраненность восприняли по-своему. Знаю я прекрасно, что и споры какие-то были, и как меня только за глаза ни обзывали, потому что нафиг посылала… А потом все утихло. Я стала для них такой же обыденностью, в которой ничего не меняется.