— Не смотри на меня так.
— Как?
Это даже интересно. О чем она думает?
— Как удав на кролика. Подавишься.
— Пере…
Договорить мне мешает гитарный аккорд. Все уже давно навеселе. Половина второго этажа перекрыта шумоизоляцией, поэтому никаких звуков из зала первого досюда не долетает. Изолированное пространство.
Мот перебирает струны, явно раздумывая, что сыграть. Ева посматривает на него с интересом, что лично меня начинает напрягать. Это происходит по щелчку пальцев, растекающаяся до этого по телу расслабленность вдруг сжимает в тиски.
Сэван уже тренькает мелодию, а Ева, широко улыбнувшись, поворачивается ко мне со словами:
— Красиво, да?
— Ага, очень.
Снова откидываюсь на спинку дивана, чуть съезжая вниз так, чтобы голова не болталась в воздухе без опоры. Внутренний сарказм перескакивает на какой-то новый уровень от понимания, что, пока я пялюсь на нее, она с воодушевленным интересом глазеет на нашу рэп-звезду.
Пока я борюсь с желанием ляпнуть что-нибудь не самое приятное, Лейкина скидывает кроссовки и забирается на диван с ногами. Комкает свою куртку и, обняв ее как подушку, подается чуть вперед.
Мот ей улыбается, уже давно отложив гитару, и что-то спрашивает. Ева охотно отвечает и, судя по тому, насколько плавными становятся ее движения, расслабляется.
— Да с ним полная скукотища, смотри, — Мот указывает Еве на мой бокал, — весь вечер на минералке.
Ева с интересом смотрит на пустой стакан, потом на меня.
— Это плохо? — переспрашивает у Сэвана.
— Это скучно, красивая.
— Не согласна.
— Конечно, ты ж сама на соке.
Мот лыбится и подается назад, запивая свои рассуждения вискарем прямо из бутылки. Ева же демонстративно закатывает глаза и теряет всякий интерес в глазах своего нового знакомого.
— Молчать и загадочно смотреть ему идет гораздо больше. Я отойду. Где тут…
— Выйдешь и сразу налево, — указываю пальцем на дверь, прикрывая глаза.
Накатывает какой-то анабиоз. Ни говорить, ни шевелиться больше не хочется. Вся эта картинка начинает раздражать, как и люди вокруг. Эти провалы в безмятежность начались после смерти отца, когда хотелось отойти в сторону от кишащего эмоциями мира. Выключиться и ничего не чувствовать. За все время, что отца с нами нет, я неплохо преуспел в этом отрыве от реальности.
Евино «спасибо» звучит где-то вдалеке. Все, что могу, это практически неуловимо кивнуть.