- Вот тебе и ой! - ехидно осклабилась, девчонка. - Вот нажалуюсь
маменьке-императрице, она тебе тоже на жопе синяков наставит, не
одному же папеньке трудиться!
- Вот ты, заноза, Лёлька, - сердито ответила Марина. - Ведь
договаривались же, что больше не будем об этом вспоминать!
- Прости, - повинилась девчонка, - просто ты так смешно
обижаешься. Взрослая тётка, а ведёшь себя как ребёнок.
- Это так твой "эликсир" действует. Я совершенно не чувствую
себя взрослой. Вчера прошла очередную процедуру и не могу себя
сдержать. Хочется говорить глупости и делать гадости.
- Ну-ну, госпожа генерал. Держите себя в руках. По идее,
юношеская эйфория должна пройти от месяца до полугода. Клетки тела
омолаживаются, с ними вместе и клетки мозга. Заметь, не
восстанавливаются, а омолаживаются. Следовательно носимая ими
информация никуда не исчезает, как и поведенческие навыки. Просто
сейчас, твои клетки получили слоновью дозу эндорфинов, поэтому ты и
скачешь как коза и контроль напрочь отсутствует. Через некоторое
время, всё придёт в норму. Ай! - Лёлька поскользнулась на грязном
полу. Марина вовремя её удержала.
На резкое движение оглянулся кто-то из посетителей.
- Ой! Смотрите! - раздался восторженный голос. - Это же
"кукла"!
- Где??
- Да, вон, у входных дверей!
- Точно! Лёлька!! Парни, девчонки - это же Лёлька!!
- Валим, - шепнула Марина и схватив девочку за капюшон
разлетайки, потянула её на выход.
- Лёлька! Нет, вы слышали? Лёлька! - на бегу ворчала девчонка,
приближаясь к машине. - Я между прочим, цесаревна. Её Высочество
Лёлька Викентьевна!
- Двигай копытами, Викентьевна! - отозвалась сзади, Марина. -
Больные нагоняют!
Едва открылась задняя дверь, чёрного ЗИЛ-а, как от довольно
чувствительного толчка Марины, Олька влетела прямо в объятья Лены.
Следом заскочила охранница.
- Вперёд, боец! - гаркнула Марина водителю в форме рядового
пехоты.
- Нападение? - встревожился подпоручик, на переднем сидении,
доставая табельное оружие.
- Хуже, княжич, - ответила выдыхая Марина. - Фанаты!
Подпоручик, Голицын(хе-хе), вернул пистолет в кобуру.
Обоих офицеров, Голицына и Оболенского, разъярённый Славич, за
разгильдяйское поведение в Париже, понизил в звании на чин. И если
Голицыну ещё было куда падать, то несчастному корнету оставалась
только одна дорога - в рядовые.