— Пойдем, сынок, — сказала она тихим голосом и
отвернулась что бы он не видел ее заплаканных
глаз.
Но он все понимал. Она очень сильно за него
волнуется, с ним что-то не так. Он чем-то болеет, хотя сам и не
замечает этого особо.
Боль с того дня стала приходить все чаще. Особо
жутко было когда она являлась перед сном, принося с собою жар.
Жутко было от света, резавшего глаза среди ночи. Жутко было от
холодных ладоней врачей, приезжавших на вызов. Пока однажды они с
мамой не сели в такси и не приехали к пятиэтажному кирпичному
зданию с большими и широкими окнами. Тут было спокойнее. Может от
того что не видно было слез мамы. Она приезжала к нему каждый
вечер. Но к счастью того времени что они были вместе в приемном
покое не хватало для слез. Мучительной была лишь тоска
расставания.
Детская больница была расположена в самом центре
города. Из ее окон были видны высокие жилые многоэтажки. Как же
тоскливо было смотреть на свет их окон по вечерам. После встречи с
мамой. Так сильно хотелось домой в эти моменты.
Однажды вечером в палату вошел доктор и сказал что
на завтра ему назначена операция, но боятся нечего, больно вообще
не будет. А он и не боялся, боль вернулась и как раз сейчас
выворачивала все тело наизнанку. Но он держался, привык. А сейчас
даже играть в телефон не хотелось, сил не было. Дед так и не
появился. Рут уже третий день в игру не заходит. В палату вошла
медсестра и не включая свет поменяла бутылочку в системе и сделала
укол. Стало полегче и он заснул.
Утром он даже смог сам встать и пройтись по коридору
до окна из которого были видны дома, дорога и проезжающие машины.
Как же сильно он тосковал по дому, по маме.
В операционной его руки пристегнули специальными
фиксаторами к столу, Женщина анестезиолог глядя ему в глаза
сказала:
— Ничего не бойся! Все будет хорошо! Больно не будет
ни капельки, верь мне! Ты сейчас просто уснешь. А когда все
закончится, ты проснешься в своей палате и твоя мама будет рядом с
тобой! А сейчас начинай вслух считать от десяти до
нуля.И ввела лекарство в
руку.
Десять…
Девять…
Восемь…
Семь…
Шесть…
Он вдруг забыл что нужно делать, все забыл. Какие-то
голоса вдалеке. О чем они говорят? Обо мне? Не слышно. Что-то яркое
промелькнуло перед глазами и снова все стало спокойно. И боли не
было, она отпустила. Голоса еще дальше. Спорят о чем-то? Теперь
совсем не различить. Светлая матовая непрозрачная пелена перед
глазами потемнела и стало как-то совсем пусто. Сон. Нет, это не
сон. Темноту и тишину прервал механический женский
голос: