Но в этот раз, в первый год Отечественной войны, государь решил заказать нечто особенное. И после некоторых размышлений решил, что матери подойдет яйцо «Красный Крест», где в качестве сюрпризов будут пять портретов: двух его дочерей, сестры, жены и кузины царя в форме медсестер. А жене он подарит яйцо «Ангел-Хранитель», где в качестве сюрприза будет небольшая золотая кроватка с маленьким Алексеем.
Весь прошедший год Николай Второй неизменно интересовался, как проходит работа, и Фаберже, зная дотошность государя, подробнейшим образом рассказывал ему о своих задумках и на фотографиях показывал выполненные детали.
Теперь шкатулки лежали на столе. Государю осталось только по достоинству оценить талант мастеров. Вот только открывать шкатулки Фаберже отчего-то не торопился. Николай Александрович, стараясь скрыть нарастающее нетерпение, поглаживал черного французского бульдога по кличке Ортино. Княгине Татьяне его подарил выздоравливающий офицер лейб-гвардии Уланского Его Величества полка Дмитрий Малама, но пес отчего-то предпочитал общество государя, и Николай Второй ничего не имел против такой компании.
Животных в покои государя не пускали (во дворе Александровского сада проживало еще одиннадцать собак, две козы, один осел и даже слон, для которого сделали специальный вольер), но для бульдога ввели исключение. Похоже, что пес тоже оценил расположение государя и смирно лежал под его мягкой рукой, показывая белые клыки.
Открыв шкатулку из малахита, Карл Фаберже вытащил пасхальное яйцо «Красный Крест с портретами» и аккуратно поставил его перед государем. Поверхность яйца была белой, каковой должна быть скорлупа, а на боковой стороне был нарисован красный крест, украшенный императорскими символами.
Подняв пасхальное яйцо, Николай Александрович не торопился его открывать, как если бы хотел убедиться в безукоризненности выполненной работы, осмотрел его со всех сторон, а потом, приподняв изящную крышечку, вытащил сюрприз: четыре портрета, сцепленные между собой золотыми застежками. Долго всматривался в родные лица жены и дочерей, облаченных в одежду сестер милосердия, и произнес едва слышно:
– Замечательная работа. – Перевел взгляд на ювелира, затаившего дыхание, и добавил: – Всякий раз не перестаю удивляться, как это вам удается. А здесь… совместить красоту и горечь… такое под силу только очень великому мастеру.