– Выходите, берите лопаты, копайте себе времянку.
Делили всех на две группы и одну заставляли пилить лес, другую копать. Оказалось, люди не времянки – могилы себе копали! Их надо было расселять, а их там расстреливали. Рядком посадят всех – и стреляют в затылок. Потом живым велят закапывать трупы, затем и этих расстреливали и закапывали.
В 1983 году в паводок этот остров сильно размыло, обнажились ямы, в которых закопаны были страдальцы. Трупы их всплывали – чистенькие, беленькие, только одежды истлели – и застревали в бревнах и прибрежных кустарниках. Люди говорили, что место то благодатное – тела мучеников все целы остались.
А тем временем наш отец, сбежавший из тюрьмы, шел по тайге к месту нашей ссылки. И не знал, увидит свою семью в живых или нет.
Сам он чудом избежал смерти. Его должны были расстрелять – он знал это и готовился. Тогда много составляли ложных протоколов, показывающих, что у человека якобы было много батраков, – чтобы расстрелять его. Двоим его сокамерникам уже руки связали, повели на расстрел. Один из них, Иван Моисеев, успел сказать:
– Передайте нашим – всё кончено!
Пришла очередь и моего папки. Пришел прораб и говорит:
– Этих четверых сегодня на работу не пускать – их в расход.
Среди них был и отец. А прораб этот оказался его хорошим знакомым. Показал ему знаком – молчи, значит. Потом тайно вызвал к себе отца и помог бежать из тюрьмы.
Другой отцовский друг, дядя Макар, бегал в соседнюю деревню, чтобы узнать адрес, где мы находимся. И пошел отец пешком с Алтайского края в Томскую область. Полтора месяца шел, пешком одолел 800 километров. Без хлеба шел – боялся в деревни заходить, людей боялся. Питался сырыми грибами и ягодами. Спал все время под открытым небом – благо лето было.
Нашел он нас в августе 1930 года. Сапоги изношенные, худой-прехудой, обросший, горбатый, грязный – совершенно неузнаваемый человек, старик стариком! Мы, дети, в это время в костер таскали все, что только могли поднять. Тоже грязные – мыла-то нет. «Старик» этот закричал громко:
– Где тут барнаульские?
Ему показывают:
– Вот эта улица Томская, а вон та – Барнаульская.
Он пошел по Барнаульской «улице». Видит – мамка моя сидит, вшей на детской одежонке бьёт. Узнал её – перекрестился, заплакал и упал на землю! Затрясся от волнения и закричал: