– И, Паш… – Она выходит и закрывает за собой пассажирскую дверь. – Спасибо, что согласился.
– Угу, – киваю ей и направляюсь к подъезду.
Не будь этой неловкой, да что там, совершенно чудовищной ситуации, произошедшей с нами меньше часа назад, я ни за что бы не согласился прийти к отцу, который бросил нас десять лет назад, будто ненужную вещь. Мне даже слышать про него никогда не хотелось.
Сжимаю руки в кулаки, прохожу мимо компании алкашей, расположившихся с «фунфыриками» возле подъезда на лавочке. Смачно сплевываю в траву, едва почувствовав запах мочи и немытого тела.
– Есть щигаретка? – Говорит один из них, щуплый и помятый, в замызганной телогрейке, надетой на голое тело.
– Не курю, – выдавливаю я, бросая на него брезгливый взгляд.
– Щигаретка, – повторяет он, подаваясь в мою сторону. Тянет руку, пытаясь ухватить за рукав.
– Да не курю, отстань, – выставляя вперед локоть, угрожающе рычу я.
– Паша, – просит мама.
Пропускаю ее вперед и иду следом.
– Может, двадщатка ещть? Или рублей дещять? – Слышится за спиной.
Еле сдерживаюсь, чтобы не обернуться и не выругаться. Жаль бедную мать, она в последнее время только и слышит от меня, что грубости.
Поднимаемся по скрипучим изгнившим ступеням. Дверь в нужную квартиру не заперта. Входим внутрь, там тихо. И я уже начинаю жалеть, что не курю. Хотя даже сигаретный дым не смог бы скрыть собой запахи тлена, сырости и кислого, полуразложившегося мусора, стоящие в помещении.
Обувь не снимаю. Мне не хочется ступать белыми носками на облупившийся пол, который, как догадываюсь, намывала не так давно моя же собственная мама. Все наши конфликты последних двух лет происходили из-за того, что она почти ежедневно ходила сюда, чтобы ухаживать, прибираться и кормить этого подонка.
Мама снимает туфли, вешает плащ на крючок и почти бежит в одну из комнат. Словно что-то чувствует.
– Жора! – Говорит она так жалобно, что у меня в душе все переворачивается.
Когда я подхожу к комнате, вижу, как мать склоняется над мужчиной, чтобы протереть ему платочком мокрый лоб. Заботливо, нежно. От увиденного перед глазами плывет туман. Больной выглядит, словно мумия. Худой, с выпирающими костями. Обтянутый бледно-желтой кожей старик, накрытый тоненьким одеялом.
Он кивает ей в знак благодарности и переводит взгляд на меня. Мне дурно. Хочу сделать шаг назад и вдруг вижу на полу большой эмалированный таз, наполненный густыми массами темно-бурого цвета. Едкий запах исходит именно оттуда. Догадываюсь, что это его рвота, и начинаю задыхаться. Словно вязну в снегу, ноги немеют, спина покрывается холодным потом.