Я бежала, сломя голову, спотыкаясь о коряги, боялась, что за мной кто-нибудь погонится. Добежав до школы, я остановилась перехватить дыхание. Немного придя в себя, я пошла в класс. Учительница стояла около двери и как обычно, здоровалась с каждым из вошедших. Она окликнула меня:
– Аня! Ты почему не здороваешься? Что случилось?
– Простите, Галина Тимофеевна. Я… – и больше я не смогла ничего сказать. Весь учебный день прошёл как в дыму.
Приближался час моего первого занятия. Я шла через оставшийся кусочек леса с буреломом. Когда мне тревожно, я всегда там гуляла. И вот, уже виднелся угол дома культуры.
Зайдя внутрь, растерялась. Высокие потолки, колонны и две какие-то женщины говорили, что скоро приедет кто-то что-то проверять. Было заметно, что они нервничали. Завидев меня, спросили:
– А тебе что здесь нужно? Ты что-то ищешь?
– У меня занятие. У Ивана Александровича – невнятно произнесла я.
Женщины переглянулись, затем одна из них произнесла с какой-то траурной интонацией:
– Его сегодня не будет. Приди через неделю.
Но тут я увидела самого Ивана Александровича. Он зашёл через черный ход в здание и поспешил по лестнице на второй этаж. Я побежала за ним.
– Иван Александрович! – кричу я. – Вы меня помните? Я Соловейко Аня!
Он оглянулся, улыбнулся:
– Как не помнить, помню, конечно!
Я уже отчаялась, но набралась отваги спросить:
– Так мы будем петь, или нет?! – ведь он не знал, как трудно мне было отлучиться от домашних дел и запретов.
Он ответил мягко:
– Будем, Аня. Обязательно. – и посмотрел куда-то прямо, будто что-то задумывая.
Тут я захотела спросить, не знает ли он случайно, что произошло в том доме, но что-то меня остановило. Он добавил:
– Ну, пойдём, попробуем тебя распеть,– и указал дорогу к аудитории.
В кабинете стоял старинный рояль, накрытый махровым покрывалом. Было холодно и душно, и я сама решила открыть два огромных окна. Майский воздух влетел, принося с собой запах цветущих полевых цветов и хвои.
Я изо всех сил старалась показать «мощь» своего голоса. И наверно, со стороны это выглядело забавно. После первого упражнения, преподаватель сказал:
– Ты всё село решила оглушить? – и засмеялся.
А я и не думала шутить. Потому ответила строго:
– Хочу чтобы меня все услышали.
Затем добавила:
– И аплодировали стоя!
Иван Александрович похвалил мой залихватский дух и настрой. Но сказал, что надо много работать, что «кричать» в пении нельзя и ещё много чего интересного, сейчас уже не вспомнить. Но распел он меня тогда до «верхнего до». Это, вроде третья октава, да?