– А вот это, – коснулась она рубиновой пластмассы петлицы, – если я не ошибаюсь, соответствует званию капитана, так?
Платон слегка поклонился.
– Так точно, мой персонаж – капитан НКВД.
Ему захотелось курить, он полез в карман и выронил заткнутые туда варежки. Варежки упали на пол. Они были особого военного покроя, сшитые специально для съемок: кроме большого пальца, на них был еще и указательный – для нажатия на курок во время стрельбы. На одной из рукавиц кончик указательного пальца зиял дырой – видимо, строчка ушла в сторону, – и из дырки торчал белый мех. Анна Сергеевна слабо ахнула, медленно нагнулась и подняла дырявую варежку.
– Не может быть, этого не может быть, не может… – шептала она.
Девушка подняла вторую перчатку и подала ее старухе, с интересом поглядывая то на нее, то на перчатку, то на Платона. А Платона приковал к месту взгляд Анны Сергеевны. Та, зажав в одной руке варежки, а вторую положив Платону на грудь, то пронизывала его взглядом так, словно хотела проникнуть в его сердце, мысли, душу, то снова на рукавицу и все повторяла:
– …нет, нет, так не бывает, это невозможно… но ведь она говорила именно о ней… о нем… нет, нет… Нет.
Она встряхнула седой головой, на породистом лице вновь появилось спокойствие. Старуха, последний раз взглянув на варежки, вложила их в руку Платона.
– Простите меня, молодой человек, простите сумасшедшую, выжившую из ума старуху, простите.
Платон замотал головой, пытаясь найти слова для ответа. Старуха запрещающе и просяще подняла узкую ладонь с невероятно длинными пальцами.
– Пойдемте, милая, у нас, наверное, уже все вовсе остыло.
Дама оперлась на руку девушки, сделала пару шагов и остановилась. Обернулась. Чуть помедлила, как бы решаясь, говорить, не говорить.
– Как ваше имя, не изволите мне сказать? – Платон был готов отдать голову на отсечение, что она испугалась собственных слов.
– Платон, – сказал он. И добавил: – Платон Сергеевич.
Старуха медленно подняла руку к лицу, коснулась лба кончиками пальцев. Взгляд изменился, затуманился. Он как будто пересосредоточился, перестал фиксировать ближний план, стены, коридор, Платона, ушел сквозь них на что-то далекое, нездешнее и несоизмеримо более важное.
– Дося, Досенька… – произнесла она грудным голосом.
Две женщины дошли до конца коридора, девушка подняла кастрюльку, бросила короткий взгляд на стоящего в недоумении Платона, и они исчезли за поворотом. Платон развернулся, вышел на лестницу. Он чувствовал какую-то тревогу, какое-то внутреннее беспокойство, появившееся в результате этой странной встречи. «Странная встреча со странными женщинами в странном доме, напоминающем заколдованный замок, из которого найти выход непросто… Кстати, о выходе».