– Допустим, слышал. И что?
– А можешь отвести меня к тому, кто этим делом занимается?
– Зачем? Ты к этому делу каким боком?
Я попыталась принять беспечный вид и поболтала почти остывший кофе ложкой.
– Никаким. Просто я знаю двух свидетелей, которые оттуда ушли. А теперь хотят дать показания.
– А что, есть что показывать? – Димыч совсем не проявлял заинтересованности в этом деле. Его больше печенье интересовало, судя по всему. – И почему сразу ушли? Чего боялись?
– Да ничего не боялись. Просто подумали, что все равно ничего не видели, вот и ушли.
– А сейчас, значит, совесть гражданская замучила? Или вспомнили что-то?
– Да не то, чтобы вспомнили… просто… они же там были… надо же рассказать…
Я мямлила, а Димыч смотрел на меня в упор и меланхолично, как корова, жевал печенье. Нет, не корова. Как буйвол. Или высокогорный як. Но это дела не меняет – он вдумчиво жевал и смотрел на меня, не отрываясь. И под этим его взглядом я совсем забыла, что собиралась сказать, когда сюда шла. Была же у меня какая-то довольно приличная версия событий. Как-то я объясняла мысленно свой интерес к этому делу. А сейчас вылетело все из головы.
Отчаявшись выдавить из себя сколько-нибудь правдоподобное объяснение, я вздохнула и преданно уставилась на Димыча.
Он невозмутимо отхлебнул из кружки и поинтересовался:
– Чего это мы пьем? Вкус непривычный.
– Это кофе. Растворимый.
– Ты принесла, что ли? А чего он так от нашего отличается? У нас, вроде, тоже кофе…
– Этот хороший, – вздохнула я, не ожидая ничего хорошего.
Если Димыч предпочитает на отвлеченные темы беседовать, значит, плохи мои дела. Не расскажет он мне ничего, это уже не раз проверено.
Димыч забросил в себя еще одно печенье, отхлебнул из кружки и поинтересовался как бы между прочим:
– А вот это все – кофе, печенье – это не взятка, случайно? Может, твои знакомые тебя подослали, чтобы узнать, как расследование продвигается? И никакой гражданской совестью тут не пахнет, одно сплошное любопытство.
Ответа ему не требовалось. Сам обо всем догадался. Я поерзала немного на неудобном стуле и снова преданно уставилась на капитана Захарова. А что мне оставалось делать?
Димыч вытер руки носовым платком, потянулся с хрустом и велел, устраиваясь поудобнее:
– Давай, рассказывай.
Пришлось рассказывать. И про Ларку, и про соревнования, и про наше позорное бегство с места преступления. И про настойчивые просьбы узнать, как продвигаются поиски убийцы.