– Присаживайтесь, – предложил Абалакин тоном радушного хозяина. – Хотите пить?
Он протянул мне термос, и я отхлебнул обжигающий напиток – это оказался крепчайший кофе, горький как полынь, у меня запершило в горле, я закашлялся. Но голова неожиданно стала ясной, как небо над куполом.
– Что вы снимаете? – спросил я.
– Новую Хейли. Хочу вашему шефу конкуренцию составить.
Новую Хейли! Я не пошевелился, до меня не сразу дошло, что это МОЮ звезду Абалакин сейчас щелкал на короткой выдержке. Везение казалось слишком невероятным, чтобы я поверил.
– Шучу, конечно, – сказал Абалакин. – Какой из меня конкурент? Михаилу Викторовичу нужны спектры, а мне достаточно кривой блеска. Хочу ребятам задачку подсунуть – развитие оболочки Новой после вспышки… Дайте, пожалуйста, кассету. Справа от вас, на столике.
Я протянул руку и, не глядя, взял холодную кассету с новой пленкой. Абалакин между тем достал отснятую и спрятал в карман. Он заглянул в искатель, проверяя, не ушел ли объект, и пустил новую серию.
– Видно? – спросил я, стараясь не выдать волнения.
– Что? – не понял Абалакин. – Ах, это… Видно, почти на пределе. Хотите поглядеть? Там в центре желтоватая звездочка.
– И все? – спросил я с наигранным разочарованием.
– Все, – подтвердил Абалакин. – Слишком далекая звезда, даже в максимуме не очень-то яркая.
Я посмотрел в искатель. Пришлось нагнуться, вывернуть шею. Долго в таком положении не выдержать, а что я смогу разглядеть за минуту-другую? В темно-синем блюдечке («А засветка поля зрения здесь сильнее, чем на Четырехметровом», – подумал я) плавало несколько неярких звезд. Посредине я разглядел нечто очень слабое, неощутимое, как огонек свечи на вершине Медвежьего Уха.
Я не почувствовал мгновения прибытия, все произошло очень быстро, как в любительском фильме с трансфокатором. Я не заметил, как изменилась звезда, – не обратил внимания. Но зеленая моя планета все так же плыла по своей орбите справа от звезды, и сначала мне показалось, что ровно ничего не изменилось за две ночи. Но это был обман зрения, просто я еще не вгляделся. Потом я увидел.
Планета горела. Горела суша, покрытая сплошной, густой и липкой маслянисто-черной мглой. Сквозь клочковатый дым пробивались языки пламени. Мне они казались языками, за сотни световых лет, а там, вблизи, это были, наверно, океаны пламени, гудящие, ревущие, беспощадные, тупо съедающие все: почву, металл, постройки, машины, растения, стада животных – все, все, все…