Хватка на моем затылке возвращается, и теперь мне приходится подняться на носочки, чтобы облегчить жжение, но открыть глаза больше не рискую.
— Что? Больше смотреть не хочешь? — едкая усмешка. — Испугалась? Противен тебе твой господин?
Еще более сильный страх сковывает мою душу, заставляя трепетать перед Тенью. Но не шрам пугает меня. Далеко не он.
— Шрамы — это история, — шепчу тихо. — Я не испытываю к ним отвращения.
Затишье перед бурей.
А мне хочется рассеяться звёздной пылью в воздухе и отдаться ветру на спасение.
Но горячие пальцы, сомкнувшиеся на моем подбородке, вмиг выбивают из головы глупые мысли о спасении. А потом мужчина хмыкает, проводя пальцем по моей нижней губе.
— Глупая, смелая, честная. Опасное сочетание для женщины, — его голос сейчас теплый, хриплый, и меня страшит эта перемена. Ему понравился мой ответ. В этом причина? — За твою честность я позволю тебе раскаяться.
Раскаяться? За то, чего не делала? На долгую минуту я даже задумываюсь над тем, чтобы принять милостыню, но любая мысль о том, какое будущее меня будет ждать, прими я на себя клеймо шармуты, тревожит и толкает на безумство.
— Мне на за что раскаиваться.
Рык.
— Кус ом мак! (прим. автора — мат. ) — Он встряхивает меня, как набитую сеном куклу, а затем прижимается губами прямо к уху. — Твой язык тебя когда-нибудь убьет.
Тень еще сильнее сжимает меня в своих лапищах, и, кажется, я даже чувствую, как его трясет, а в местах, куда впиваются грубые пальцы, едва ли не трескается кожа. Если потребуется, без ножа разорвет и кости из меня вырвет голыми руками.
Почему так злится? Что ему до моей чистоты? Зачем вообще забрал, если так противна ему? Бросил бы ко всем своим подстилкам и дело с концом...
Но вместо этого он держит мое тело в плену и буквально испепеляет необъяснимой злостью. И я не знаю, почему он сдерживает себя. Будь на моем месте другая, наверное, давно бы приказал высечь ее плетью за подобные выходки. А со мной что?
Я ведь не один повод дала наказать себя. Терпит? Но зачем? Да и я была бы умнее, согласись на все, лишь бы гнева этого мужчины избежать, только я будто пью эту незаслуженную ненависть. И пусть даже я отравлюсь ею, зато не предам себя. А адреналин, мчащийся по моим венам, лишь подстегивает меня не сдаваться. Не останавливаться.
— Может, и убьет, — дыхание дается с трудом, — а может, поможет обрести свободу…