– Донну не видели? – вяло поспрашивала Маргарет и усадила меня на колени. Я обняла ее и рассеянно потрепала по пушистым волосам.
Я ненадолго осталась с ними. Муж Маргарет Дон играл песни Боба Дилана на гитаре, а все подпевали вполголоса. Солнечный свет падал на залив сквозь ветви деревьев. Наконец Рита пошла в дом за вином и высунула голову из двери черного хода:
– Клер! Твоя мама здесь.
Я вошла. Лучи заходящего солнца освещали большую комнату, обитую деревянными панелями. В одном углу на возвышении стояла кровать. Мама сидела на краешке, увлеченно с кем-то разговаривая. Кровать представляла собой спутанный клубок простыней. У нас дома все простыни были белые, отглаженные, аккуратно сложенные. Эти же все были разных цветов: оранжевые, бирюзовые, зеленые. Под простынями лежал мужчина с пушистыми усами и покрасневшей от солнца кожей. Мама даже не взглянула в мою сторону, всё ее внимание было обращено на него. Она была как цветок, тянущийся к солнцу.
– Дорогая, это Ларри. Хозяин дома, – произнесла она таким голосом, будто ждала от меня чего-то.
Я поздоровалась. Ларри тоже поздоровался. Его усы меня пугали; глаза у него были зеленые. Я вышла на улицу, к мамам других детей. Моя вышла, кажется, только через несколько часов.
Я нарядила Люси в праздничное платье из тафты в черно-белую клетку. Ее пухлые ручки торчали из рукавов. Золотистые кудряшки падали на шею. Она здоровалась с гостями у двери.
Пришла Лиза с четырьмя детьми и красавчиком мужем Стивом, который всегда выглядел так, будто был слишком крут для нашей тусовки; Изабель с мужем и Рути с Генри и Джеймсом. Родители Брюса. И конечно, моя мама, Ларри, мой папа и брат с женой и маленьким ребенком. Когда мы говорим «там были все», у каждого из нас свои «все». Это были мои «все».
Я наблюдала за своими родителями. Вообще-то, они были действительно хорошими людьми. Садились рядом с самыми скучными и неразговорчивыми гостями, слушали и общались. Ларри разливал вино и смеялся над чужими шутками. Мама болтала без умолку, но не надоедая. Папа ходил по дому, немногословный, обаятельный, как обычно; его совсем не заботило, что о нем подумают другие. (Разумеется, все мои друзья его обожали.)
Мой брат сидел на кожаном диванчике, опершись локтями о колени, и обсуждал с Изабель ее картины. На нем был красивый кашемировый свитер. Как-то незаметно для меня он стал привлекательным мужчиной. У него было изящное худое лицо и коротко постриженные светлые волосы. Родной, как моя собственная рука.