даже то ли речка протекает, то ли ручей. Но наверняка никто сказать не может, потому что никто не видел.
Туда взрослые ходят лишь за молоком к молочнице, или покупают редиску и салат с грядок, а осенью
оттуда ходят по подъездам мужики в грязной одежде и предлагают картошку. С ними разговаривают, выйдя на лестничную площадку и прикрыв дверь, чтобы не напустить в квартиру деревенского запаха, и долго торгуются о цене, чтобы не переплатить. А потом обсуждают, почём «брали» картошку в этом году и сравнивают, почём она была в прошлом. Иногда по улице одиноко бредет корова, за которой, с хворостиной, идет хозяйка. Лето стоит в разгаре, солнце жарит, и за коровой поднимается столбик пыли.
Улица тонкой серой асфальтовой змеей тянется вверх и наверху упирается в ограду Ваганьковского кладбища. Летом по улице гоняют на велосипедах дети, а зимой с горки, ярко сверкающей на солнце белизной снега, катятся вниз одни за другими санки.
Оттуда тоже приходят с санками и тоже катятся на них вниз. Там зимой идет струйками дым из труб и ходят к колодцу за водой. Но это – уже не Москва. И никому нет дела до того, кто и как живет за чертой Города.
Однажды улицу вдруг отделяют высоким забором. За ним исчезает не-Город. Забор тянут вдоль улицы вверх, до самого конца – как бы огораживают «место». С чего бы это?
Огородов больше нет, за молоком приходится ходить в «Бакалею», которую только что открыли на углу.
За забором начинает происходить что-то свое, непонятное: каждый день туда заезжают самосвалы, завозят огромные бетонные плиты, кирпич, железо, вырастают горы песка.
– Что-то строить будут, наверное, – догадываются жильцы.
– Да уж точно…
В заборе тут же появляются дыры и глазки, в которые то и дело заглядывают. И так как ничего особенного разглядеть не удается, с любопытством спрашивают у рабочих:
– Что тут будет, не скажете?
Те отвечают скупо и нехотя:
– Жилые дома.
Но пока все завозимое лежит без движения, и вездесущие дети, проделав лазы в заборе, забираются на плиты и соревнуются, кто спрыгнет с них дальше всех. А еще с уцелевших грядок таскают чудом, без человеческого вмешательства и потому чахлую, с длинными хвостами, выросшую по весне редиску.
Лазы заделывают, но они тут же появляются снова. И так до тех пор, пока не начинают рыть котлованы. Тогда произносится магическое слово «стройка», и на нее ходить строго запрещено, о чем говорит соответствующая табличка, повешенная у ворот: «Вход на стройку запрещен».