Потом посмотрела на Маркуса и опять улыбнулась. Потому что на мгновение почувствовала себя девочкой из недавнего прошлого. Той девочкой, которой принадлежал весь мир, яркий, солнечный, обещающий только счастье. До сих пор она даже не сознавала, как ей не хватает этого ощущения безмятежной легкости, возникающей, когда рядом есть кто-то, кто знает тебя целиком и полностью и с кем можно просто от души посмеяться.
Не странно ли, что таким человеком оказался именно Маркус?
Хотя если вдуматься, в этом не было ничего странного.
Она взяла у него пирожное и застыла в нерешительности.
– Боюсь, у меня нет никаких предметов сервировки, – смущенно произнес он.
– Может получиться ужасный беспорядок, – отозвалась Гонория.
На самом деле это была завуалированная просьба, и понимать ее следовало так: «Пожалуйста, скажи, что тебе будет только приятно, если я усею крошками всю твою карету».
И он сказал:
– Возьму-ка я тоже пирожное. Чтобы ты не чувствовала себя одиноко.
Гонория подавила улыбку.
– Очень великодушно с твоей стороны.
– Долг джентльмена велит мне поступить именно так.
– Съесть пирожное?
– Это одна из наименее обременительных составляющих долга джентльмена, – признал он.
Гонория хихикнула и наконец попробовала шоколадное лакомство.
– Ох!
– Вкусно?
– Божественно. – Она откусила еще кусочек. – Как на небесах. И даже выше.
Он хмыкнул, а потом открыл рот, раз… другой… И от шедевра кондитерского искусства ничего не осталось.
Гонория наблюдала за этим стремительным процессом в некотором изумлении. Конечно, пирожное было не слишком большим, но все-таки. Она предпочитала откусывать понемногу, чтобы растянуть удовольствие.
– Ты всегда так делала, – заметил Маркус. Она подняла глаза:
– Как?
– Специально ела свой десерт медленно, чтобы помучить остальных.
– Мне нравится есть вкусные вещи без спешки. – Она лукаво взглянула на него и пожала плечами. – А мучаешься ты или нет, меня не касается. Это твои трудности.
– Бессердечная, – проворчал он.
– С тобой – всегда.
Он рассмеялся. Опять. Удивительно. Неужели в частной жизни он оставался прежним Маркусом, таким, каким его привыкли видеть в Уиппл-Хилле? Там он был подлинным членом семьи Смайт-Смит и даже принимал участие в их кошмарных домашних спектаклях. Правда, ему неизменно доставалась роль дерева, и Гонорию это страшно забавляло.