— Ща, погоди… Так, стоп-машина, да
это же сам…
Да. Сам. У меня закончилось
терпение. Отодвинув обоих к стене легким заклинанием «Вихря», я
распахнул двери и вбежал в холл.
— Стойте! Документы надо
посмотреть…
— Хотите помочь — никого не
выпускайте! — крикнул я. — Ни по лестнице, ни на лифте! Пока я не
вернусь!
И бросился искать.
Я ненавидел больницы. Их словно
специально строили для того, чтобы всякий нормальный человек
непременно заблудился в коридорах и запутался в нелогичной
нумерации кабинетов.
Сидевшая за первым сестринским
постом девушка в белом чепчике поднялась мне навстречу.
— Тише, сударь! Здесь нельзя бегать.
Люди отдыхают!
— Где палата три-два-три?
Девушка моргнула.
— Это с охраной которая?
— Да!
— Прямо по этому коридору, потом
направо в отсек…
— Спасибо.
— А что случилось?!
Я уже снова бежал, игнорируя
удивленные взгляды персонала и пациентов. Едва не споткнулся о
капельницу какого-то дедули, решившего отдохнуть на стульчике в
коридоре.
— Чего-то без бахил, милок?
— Забыл, отец.
— А сигаретки не найдется?
— Куда тебе, старый, курить?! — тут
же накинулась на него старушка из глубины палаты. — Трех инсультов
мало?!
— Ну Люсь…
Я оставил за спиной семейную сцену и
добежал до конца коридора. Здесь направо. Вон они, соколики, оба
стояли перед дверями палаты. Еще пара секунд — и я оказался возле
стражей.
Оба тут же закрыли мне проход.
— Не положено. Вы кто?
— Николаев, вчера по поводу меня
звонили. Спецпропуск.
К счастью, эти явно оказались
информированнее и расступились. Хоть тут нормально отлажено.
— Можете пройти, ваша светлость.
Просим прощения.
— Вы давно заходили в палату?
— Ну… С часок назад где-то. С
объектом девушка сидит. Ночует здесь же, прямо в палате. Лишний раз
не беспокоим. Только вот сестру пустили, там по графику надо было
капельницу менять…
Проклятье! Но если девушка — то это
хорошо. Быть может, ее присутствие могло спугнуть убийцу. Или
нет?
Я распахнул дверь и ворвался в
палату.
Двухместная, комфортная — такие
обычно предоставляют за дополнительную плату. Но в этой палате
разместили только одного Ежова — каталка Никиты стояла ближе к
занавешенному окну, отчего в комнате даже днем царил полумрак.
Сам Никита лежал с закрытыми
глазами. Худой, бледный, с перемотанной головой. В руках — трубки и
катетеры, все на приборах. В кресле у стены в неудобной позе
свернулась калачиком девица лет двадцати с небольшим — одна рука
безвольно свесилась, на коврике валялась кружка, под которой
растекалась лужа.