Недовольно морщась, Громов вслушивался в дрожащий лепет, вычленяя главное.
- Её – кого? Кто покинул замок?
- Так я ж говорю, жинка младшая, брюхатая… Говорит, задача, мол, тебе… И выгнал, точно говорю! А она в слезах вся, с лошади чуть не свалилась, знамо дело… А меня не взяли… Только я сам сбег, потому что Юхан не дурак, не-е-е-е… не дурак! Магам-то все одно – что пламень, что лёд… А мы-то что… А вы мне заплатите?
Бегающие глазки слуги жадно вспыхнули, он с надеждой всматривался в лицо канцлера. Тот, уйдя в свои мысли, широкими шагами мерил расстояние от стенки до стенки…
- Жинка… Брюхатая… Так, значит. Что мы имеем? Возможный наследник...
И, обращаясь к часовому, отрывисто произнес:
- Караулы усилить. Прочесать всю округу. Найти следы отряда, покинувшего замок. Догнать, захватить! Этого… - кивком указав на замершего слугу, - убрать!
И выразительно провёл ребром ладони по горлу.
- Не-е-ет! – заверещал, выпучив глаза, парнишка.
- За что?! Я же… Я жить хочу! Не-е-т!! - Суча ногами, он отползал в дальний угол шатра, в ужасе тряся головой… - Нет, нет, нет… - скороговоркой продолжил он, по его штанам расползалось темное пятно.
Часовой, склонившись над ним, попытался поднять его и вытолкать из шатра, но тот, издав полузадушенный вопль, оттолкнул его – и вдруг замер, перепачканное лицо растянулось в широкой, бессмысленной улыбке. Обняв самого себя за плечи, он стал покачиваться, мурлыча под нос колыбельную:
Спи, усни, птичка луговая,
Утомись, утомись, трясогузка,
засни на доброй лужайке,
приляг на белую землю.
Спи, коль тебя усыпляю,
Утомись, коль тебя утомляю.
Приходи, дядюшка сон,
ложись, сон-сонович, в люльку,
под одеяло к дитятке малому,
завяжи глазки дитятке,
завяжи шелковой лентой,
сомкни золотою ниткой.
Изумленно глядя на него, часовой попятился, машинально вытирая руки о свою одежду. Устало покачав головой, Громов тихо произнес:
- Слаб сердцем, слаб духом, скорбен разумом… Достойная участь для предателя.
***
Уже на следующий день временный лагерь имперцев, разбитый после сражения для краткого отдыха, свернулся. Конные отряды умчались, разведывая путь, следом выдвинулись экипажи. В одном из них разместился канцлер. Тяжёлым, испытующим взором он буравил сидящую напротив девушку. Её же взгляд был устремлен в сторону небольшого оконца, но вряд ли она различала хоть что-то из проносящегося мимо пейзажа.