Гость выразительно провёл языком по длинному, желтоватому клыку и облокотился на стол обеими руками, низко нависая над сидящим в кресле представителем Министерства.
— Так что же, Министр? — его голос был чуть сипловатым, а изменившейся гортани сложно давались слишком мягкие человеческие звуки. — Что я должен сказать Владыке? Вы ставите меня в очень неловкое положение.
— Советник, клянусь Вам, я…
Едва заметные бисеринки пота на лбу Скроло заставили существо улыбнуться — тепло, почти по-дружески.
— Чем клянётесь?
— Что?…
— Я спрашиваю, чем Вы готовы поклясться в своей верности нашему уговору? Хотя нет, не так. Правильнее будет спросить, что именно я готов от Вас принять вместе с этой клятвой. Быть может, Вашу жизнь?
Наплевав на всю свою выдержку, Министр нащупал в кармане рабочей мантии носовой платок и быстро промокнул им влажную от пота шею.
— Я не причастен к тому, в чём Вы меня обвиняете. То, о чём Вы просили, будет предоставлено в срок, и в полном объёме.
Небрежно присев на край стола, гость продолжал смотреть на Министра с неприкрытой брезгливостью. Этот человек был ему неприятен. Он вообще не любил людей за их мелочность и неспособность держать своё слово, но этот экземпляр… Он был просто омерзителен в своей изворотливости.
Подвинув свиток пергамента ближе к Министру, Советник положил ему на плечо тяжёлую шестипалую ладонь и легонько сжал. Хруст ломающейся кости в тишине кабинета прозвучал особенно отчётливо, и Скроло заскулил.
— Вашу подпись, Министр, — учтиво продолжило существо, всё еще крепко сжимая сломанное плечо. — И дату. По местному летосчислению, будьте любезны.
Взяв со стола длинное перо для чернил, мужчина быстро проколол им свой палец и, не глядя, поставил росчерк в нижнем углу свитка. Этот бой он проиграл сразу, как только пустил Советника Владыки на порог своего кабинета и позволил ему говорить. Глупо было сопротивляться.
— Уверяю, Советник, Ваши сомнения в моих словах и решениях совершенно беспочвенны, — Скроло не мог противиться тому выбору, что был ему навязан, но не попытаться хоть чуть-чуть ослабить удавку на собственной шее было бы в высшей степени глупо. — Я бы никогда себе не позволил вести игру с такими людьми, как Вы.
Улыбка существа стала совсем уж плотоядной, а между четырьмя рядами крупных, заострённых зубов мелькнул раздвоённый язык.