— Нет, не поэтому. Дело было в вас самой, я уже объяснил свои мотивы.
Себастин мог бы добавить, что ему было тогда все равно кто ее отец. Если бы она любила его, то он бы пошел против всех и открыто объявил Альвину своей женой, забрал с собой. Но она не любила его, а видеть в ее глазах отвращение к нему было выше его сил. И да, пусть он мстительный и жестокий, раз позволил своей жене отбыть в ссылку.
— Что же вы теперь не доиграли до конца? – отвлекла Себастина от невеселых мыслей Альвина. – Надо было дождаться нашего венчания с графом и тогда, надеюсь, вы бы удовлетворились, что ваша месть свершилась.
— Если бы вашим предполагаемым женихом не был мой двоюродный брат, может быть, я бы так и поступил – появился эффектно в самый последний момент. Но я не следил за вашей жизнью. Поэтому, скорее всего, я бы даже не узнал, что вы дали брачные клятвы, как оказалось бы потом недействительные, другому мужчине.
— Не следили? Вам было все равно, что со мной? Так зачем же сейчас вы здесь?
— Я же уже сказал – из-за кузена. Не скажу, что испытываю к нему нежные братские чувства, но он мой родственник и я в какой-то мере ответственен за него. Но это не единственная причина моего приезда сюда. И настала, наверное, пора вам все узнать.
— Я узнала и что дальше? – тихо и как-то безнадежно спросила Альвина. – Позвольте еще вопрос, Себастин?
— Я вас слушаю, спрашивайте, – милостиво разрешил герцог.
— Скажите, – так же тихо продолжила девушка, – у вас же была замечательная возможность отомстить мне жестоко за все то, что я сделала, но поверьте не со зла, а по глупости. Почему тогда, в нашем замке, вы помогли мне?
— А может мне не хотелось, чтобы мою жену насиловали гвардейцы, – оскалился жутковато герцог, – оставляю это право за собой.
Альвина вздрогнула и поежилась от его слов. Она так хотела вычеркнуть из своей жизни тот день, но он никогда не сотрется из памяти, никогда не забудутся унижение, чувство беспомощности, ужас от того, что с ней могли сделать одуревшие от вседозволенности и безнаказанности гвардейцы.
Ее била дрожь, надо бы встать и уйти, покинуть этого мужчину и не видеть больше никогда, но опасение, что ноги не удержат и она рухнет к ногам герцога, заставило девушку остаться сидеть в кресле.
— Альвина, простите мне эти слова, я не должен был так говорить, – раскаялся герцог, увидев помертвевшее лицо девушки и дрожащие пальцы, комкающие платье на коленях. – На моем месте и в той ситуации любой бы заступился, даже если бы был зол и обижен на вас.