Передо мной, опустившись на одно колено, находился один из них —
бородатый, светловолосый с яркими зелёными глазами и внушительными
габаритами. На фоне моего среднего роста и невыдающегося
телосложения многие покажутся крупнее, но этот носитель
неизвестного мне диалекта был настоящим великаном.
— Послушайте, кто-нибудь здесь говорит по русски?
Мой голос звучал глухо, а сам я с трудом, преодолевая слабость
во всём теле, ворочал распухшими губами и прикушенным языком. Один
глаз не открывался, из-за ссохшейся крови, а вторым я видел не
очень чётко.
— Может, спик инглиш? — сделал я новую попытку.
Сам я не особо спик, но пару фраз припомнить могу. Мужик рядом
лишь ухмыльнулся и, вместо ответа, всадил мне нож в плечо.
Слабость, как ветром сдуло, оба глаза распахнулись и чуть на лоб не
вылезли, а я заорал, как свинья на бойне.
— Ху-у-уб. Ада-а-аш, — почти нежно прорычал этот садист. И я
понял, что будь я более воцерковлённым христианином, сейчас бы
читал все неизвестные мне молитвы, чтобы только этот кошмарный сон
закончился быстрее. Чтобы это безумие вообще оказалось сном. Я
думал, что натерпелся боли, пока убегал от погони, но настоящая
Боль пришла теперь. — Меня нарезали кусочками, прижигали
раскалённым железом, мне даже вырезали глаз. Не знаю, сколько это
продолжалось. Для меня, так прошли столетия.
Книги и фильмы твердят, что пытки, рано или поздно, вызывают
потерю сознания, сумасшествие и даже остановку сердца. — Нихрена! Я
прочувствовал каждую секунду, каждую манипуляцию с куском мяса,
некогда бывшим моим телом. Сначала я просто визжал, захлёбываясь
кровавой слюной, потом взывал к небу и всем святым, имена которых я
не знаю, моля послать мне беспамятство или безумие. Когда боль
вытеснила все мысли до одной, я орал и плевался на этого выродка,
моего мучителя, наивно надеясь, что он прибьёт меня сгоряча. Нет,
зверство продолжалось ещё очень долго. Слишком долго.
И, всё таки, я умер.
А что ещё может случиться с человеком, если ему воткнуть длинный
кусок металла прямо в сердце? — Как будто струна оборвалась и
внутри меня начала образовываться пустота.
Под затихающий хрип, издаваемый моим горлом, чудом сохранившийся
разум успел выхватить картинку — довольный оскал на бородатом лице,
под ним — медальон, испускающий зелёный свет, а вокруг, прямо на
земле, этой же зеленью начинают наливаться замысловатые узоры.
Наконец, осколки моей личности затянула воронка спасительной
тьмы.